Наталья Баранова-Шестова - Жизнь Льва Шестова. Том 2
Вниманья слабого предмет уединенный, К доброжелательству досель я не привык, И странен мне его приветливый язык [29].
Чем старше становишься, тем больше чувствуешь свою отчужденность, и, когда — редко-редко дойдет до тебя сочувственный голос и — особенно, когда слышишь, что твои размышления находят в душе другого человека отклик,
легче становится на сердце. Спасибо Вам. Очень был бы рад, если бы Вам удалось справиться со статьей о Джемсе. Я получил от Schmidt'a [30] письмо — Ваша статья уже объявлена (посылаю Вам листок, присланный Schmidt'oM). Кончайте непременно. Вы говорили, трудно кончить. Вовсене трудно. Весь секрет в том — опытные люди это хорошо знают, чтобы поставить, ни с чем не считаясь, точку. Или даже многоточие. Ведь, в самом деле, — познать, исчерпать — никогда никому не удастся. Значит, нужно неоконченное называть как конченное. А потом, через некоторое время, опять продолжать. Сперва критика чистого, потом — практического, потом — способность суждения. Так все делали, все делают — и почему Вам хочется быть исключением? (Лазареву, 24.08.1930).
Из Шателя Шестов поехал 12 сентября на новую квартиру в Булонь (см. стр.49), куда в августе дочери и зятья Шестова перевезли его мебель и книги. Наташа с мужем переехали на улицу Летелье. Новая квартира Шестова была очень скромная, двухкомнатная, но тихая, светлая и уютная. В комнате Шестова на стене, направо от двери, полки с книгами. У стены против двери — длинный письменный стол с зеленой промокашкой. Над столом, на стене, несколько портретов, среди них фотографии Толстого и Чехова, про которые Шестов сказал Фондану: «Самое важное для меня в этой комнате, быть может, портрет Толстого… или Чехова… сколь бы малы и незначительны они ни казались» (Фондан, стр.57). У другой стены кушетка и небольшой книжный шкаф, в котором хранились рукописи и полученные письма. Несколько стульев и, единственная роскошь, кресло стиля Людовика XIII перед столом. Как-то Таня навестила Шестова в Булони. Они сидели в «рабочем кабинете» и беседовали. Шестов ей сказал: «Если бы не обстоятельства, из-за которых мы здесь оказались, и ужасные события, которые происходят на свете, я бы мог сказать, что никогда еще у меня не было жизни, которая бы мне больше подходила. Скромность моего устройства мне не мешает. Наконец осуществилось мое самое заветное желание: я имею возможность целиком себя посвятить моей работе, моей борьбе и моим изысканиям» (T.Rageot.QuelquesaspectsdelapenseedeLeonChestov. Communication faite aux rencontres "La philosophic idealiste en Russie",март 1966). Свою жизнь в Булони Шестов также описывает в письмах. Но тон далеко не всегда такой бодрый, как в приведенных словах. Оставалось все же множество забот, отрывавших от занятий.
Квартира Шестова находилась недалеко от Булонского леса, и Шестов почти ежедневно ходил туда на прогулку. Он пишет Лизе: «Поблизостиот меня чудный Булонский лен (800 десятин), и я, когда могу, бегу туда и там свое "дело" или "безделье" делаю» (см. стр.74). Когда Шестов ходил в Булонский лес, он проходил мимо католической церкви и иногда в нее заходил. Через много лет, в 60-е годы, Таня рассказала об этом навестившему ее Лео Зимни (см. стр.231). Рассказ его поразил, и в 1979 году в двух письмах к Наташе он вспоминает о посещениях церкви Шестовым. Ему хотелось понять, что могло побудить Шестова заходить в католическую церковь, и хотелось самому осмотреть ее, он просит Наташу сообщить ему название церкви (Храм Булонской Богоматери — NotreDamedeBoulogne).
Глава XII Булонь, 1930–1932
— «В фаларийском быке» (пять глав посвящены Киркегарду).
— Книга Сюиса о Шестове. — Статьи Шестова о Кронере и о Бубере.
Из Шателя Шестов уехал раньше, чем обычно, так как он был приглашен прочесть доклад в Кракове и надо было готовиться к поездке. Вскоре после приезда в Булонь на новую квартиру он получил письмо от Жюля де Готье по поводу статьи «Оглядка и борьба» («Regarderenarriereetlutter»), которая появилась в июле в первом номере нового журнала «Форум Филозофикум». Статью составили 25 афоризмов — из 27, опубликованных по-русски в журнале «Числа» в марте, под заглавием «Добро зело». Французской статье Шестов дал как заглавие название доклада, прочитанного в Нитшевском обществе («KampfundBesinnung» — см. стр.52). ГотьепишетШестову:
J'ailu dans le premier numerodu Forum la suite des reflexions que vousуpubliez et je vous уai retrouve tout entier avec votre idee maitresse et ce qu'elle a pour moi de seduisant et d'enigmatique, avec cette fagon incisive, etincelante et paradoxal que vous avez de la faire fulgurer en eclairs et qui constitue la personnalite de votre langue, cette stylisation de la pensee qui demeure perceptible sous le voile de la traduction. Je pense quant a moi que le dernier mot de la philosophie est de savoir que la vie echappe a son entreinte. La vie commence quand cesse la philosophie. Je vous ai ecrit deja, je crois, que je definis la vie "ce qui echappe a la connaissance". Vous le rappeler c'est vous dire en quelle sympathie d'esprit j'ai lu votreparagraphe XV. J'ai goute tres particulierement aussi Timprevu dans leur logique des reflexions par lesquelles vous concluez a l'inutilite pour Socrate de l'immortalite de Fame. (25.09.1930)[31].
Шестов был прилашен читать доклад на конгрессе «DieGrundhaltungendesmodernenGeistes», организованном в Кракове Международным обществом культурной кооперации 23–25 октября 1930 г. В Краков Шестов поехал через Берлин (куда приехал 18.10.1930). Там он остановился на несколько дней повидать мать и Ловцких. В Кракове он читал по-французски доклад «Об источниках метафизических истин», составленный из начальных глав работы «Скованный Парменид». На обратном путион провел несколько дней в Берлине у Эйтингона и вернулся в Булонь 2 или 3 ноября. 4 ноября Анна Елеазаровна пишет Ловцким: «Вот Леля приехал, он в восторге от вашего приема, привез чудесный шоколад, спасибо, дети тоже оценили». Из следующего письма к Ловцким видно, что Шестов, как и раньше, не может освободиться от разнообразных житейских забот:
У нас собственно ничего особенного пока нет — но, боюсь, что в близком будущем могут возникнуть трудности. Вы, верно, уже знаете, что и Таня, и Флора, и Люся потеряли свои места в Институте. Таня, я надеюсь, найдет что-нибудь для себя — но найдут ли что-нибудь Флора или Люся? Флора хочет заняться массажем — может, у нее и выйдет что-нибудь, но, если и выйдет, то не сразу, конечно. У Люси же почти ничего не предвидится. Надо уже теперь, заблаговременно обдумать, что делать…
Я получил от Кронера письмо — он пишет, что по требованию издателя принужден отложить печатание моей статьи до 1-го номера 31 года, и, кроме того, пишет, что, хотя ему (как читателю) этого очень не хочется, но (как редактор) он был бы мне очень обязан, если бы я сократил статью: она очень дляLogos'aвелика. Я ему ответил, что, если нельзя иначе — отложить, но тогда нужно хоть RuofPyаванс выслать, а от сокращений уклонился, ссылаясь на трудности и на то, что RevuePhilosophiqueвсе же целиком поместила статью. «Europ. Revue» прислала номер с докладом [32], а гонорара не прислала: считают, видно, что и так я уже много получил! Так что доходы у меня слабые, и у Анны тоже пока еще ничего нет, может, у А. еще что и будет, а у меня ровно ничего не предвидится…
