Леонид Гроссман - Пушкин
Пушкин рано узнал древних авторов. По сообщению Ольги Сергеевны, брат ее уже девяти лет «любил читать Плутарха». Следует отметить глубокий драматизм и подлинную героику этих исторических портретов, которыми так рано увлекся Пушкин. Биограф-моралист Плутарх стремился наиболее полно вскрыть великодушие и стойкость мужей Греции и Рима, чтобы возвести их в некий образцовый тип для будущих поколений. Эта богатая сокровищница преданий о подвигах античных политиков и поэтов оказалась неисчерпаемым источником тем и образов для трагиков позднейших столетий — Шекспира, Расина, Корнеля. Столь характерный для «Параллельных жизней» культ республиканской доблести, наряду с возмущением «тиранами», вызвал в Европе повышенный интерес к Плутарху в эпоху Просвещения и особенно в годы Революции. Им восхищается Руссо, им зачитывается юноша Бетховен. Примечательно, что и Пушкин уже в детстве черпает богатые запасы энергии из этих книг о героях древности. Ранний читатель Плутарха, он, вероятно, вынес из этих страниц свойственное ему впоследствии ощущение жизни, как арены великой борьбы.
Тогда же, по свидетельству сестры, Пушкин зачитывался «Илиадой» и «Одиссеей» во французском переводе Битобе. Пушкин навсегда сохранил благоговение к «старцу великому», поведавшему ему бессмертные сказания о подвигах, борьбе и великой человечности античных героев.
Эпические поэмы привлекают его интерес и в новейшей литературе. «Лет десяти, — сообщает сестра поэта, — начитавшись «Генриады» Вольтера, написал он целую герои-комическую поэму в песнях шести под названием «Toliade», которой героем был карла царя-тунеядца Дагоберта, а содержанием война между карлами и карлицами».
Темой своей эпической поэмы Вольтер выбирает трагическую эпоху — время жестоких гражданских боев во Франции. Первоначально эта эпопея носила более точное заглавие — «Поэма о Лиге». Так назывался во Франции в XIV веке союз горожан-католиков, объединившихся против вооруженного движения кальвинистской реформы. Тема религиозных войн дает возможность Вольтеру выразить протест против церковной нетерпимости. Описания Варфоломеевской ночи, битв под Кутрасом и Иври, голода в Париже представляют собой исторические картины исключительной силы. Написанная несколько однообразными александрийскими стихами, поэма отличается чисто вольтеровской ясностью выражений, предельной прозрачностью слова, текучей легкостью версификации. Высокая социальная идейность «Генриады» — борьба с религиозным фанатизмом, захватывающий драматизм исторической темы, блеск и чистота стиля — все это обеспечило поэме широкое признание и рано возвело ее в ранг великих образцов литературной Франции.
Десятилетний Пушкин мог запомнить классическое обращение Вольтера. — не к Музе, а к Правде: истина должна сообщить силу и свет его писаниям, приучить к своему голосу уши королей, выражать его пером страдания народа и обличать ошибки властителей. Быть может, эта взволнованная и гордая страница дала первое направление поэтической мысли Пушкина: мы знаем по его позднейшему творчеству, что и его Музой стала Правда.
Но мальчик не ставил себе непосильной задачи создать творение в таком трудном жанре, как «Генриада». Сестра поэта совершенно правильно указывает, что он взялся за написание поэмы герои-комической, то-есть принялся за пародию на героический эпос. «Генриада» стала для него материалом для шутливой трактовки, а образцом явилось произведение предшественника Вольтера, давшего лучший образец поэмы-пародии на классическую героику: мы имеем в виду Буало и его шутливую поэму «Налой».
Это — тонкая сатира на нравы церковнослужителей, остроумно подменяющая воинственные события героического эпоса эпизодами ссор и дрязг между дьяконом и прелатом, который вопреки правилам поместил аналой на хорах часовни. Чрезвычайно характерны элементы чисто литературной пародии, введенной Буало в свою поэму: знаменитая жалоба Дидоны комически преломляется в речи парижской парикмахерши, покинутой ее кавалером. Буало, как мы знаем, высоко ценился Пушкиными: Василий Львович считал знаменитую поэтику XVII века «верным щитом» от всех кривотолков злобствующей критики; такое же уважение к «Поэтическому искусству» сохранял до конца и его племянник.
«Толиада», от которой сохранилось только четыре строчки с краткой справкой Ольги Сергеевны, представляет крупнейший интерес для истории поэтических замыслов ее брата: это первое зерно того жанра, который через несколько лет начнет воплощаться в «Руслане и Людмиле».
Раннюю поэму Пушкина постигла печальная участь. Гувернантка детей, недовольная тем, что Александр, вместо уроков «занимается таким вздором», тайком завладела его тетрадкой и с соответствующей жалобой вручила ее гувернеру Шеделю. Прочитав первые стихи пародийной поэмы, француз бесцеремонно расхохотался.
Начинающий поэт почувствовал себя глубоко оскорбленным: рукопись его тайно похищена, над стихами грубо смеются. «Тогда, — рассказывает Ольга Сергеевна, — маленький автор расплакался и в пылу оскорбленного самолюбия бросил свою поэму в печку». Казалось бы, обычный случай из быта детской, и все же это первый удар в творческой биографии Пушкина: самовольное распоряжение его рукописью, глумление над ней и в результате — сожжение автором заветной тетради в виде протеста против возмутившего его непонимания и насилия.
Одним из многочисленных литературных течений, к которым приобщился в детстве Пушкин, была легкая французская поэзия. Не занимательные сюжеты и чувственные образы привлекали к этому жанру авторов, а обогащение с его помощью поэтического языка. Запретные темы требовали гибкости для своего выражения в искусстве слова. «В легком роде поэзии, — учил Батюшков, — читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности». Уже Ломоносов, по его словам, стремился обогатить русский язык «нежнейшими выражениями Анакреоновой Музы». «Легкая» поэзия представляла в тогдашней литературе весьма трудную стилистическую проблему.
С лучшими образцами этого, жанра «певец-ребенок» (как его называли друзья семьи) мог знакомиться и в одной редкой московской библиотеке. Когда Пушкины около 1810 года вновь поселились в Немецкой слободе, их соседями оказались Бутурлины, владевшие огромной усадьбой на самом берегу Яузы. За железной решеткой ворот с двумя каменными львами расстилался знаменитый парк с голландскими каналами, отмеченный в описаниях английских путешественников. Среди оранжерей с тропическими растениями высился прочный дом петровской эпохи. Маленький Пушкин любил резвиться в бутурлинском саду, прогуливаться по парадным комнатам, обитым штофом и увешанным старинными «баталиями». Портрет первого графа Бутурлина, фаворита Елизаветы, изображенного во весь рост с фельдмаршальским жезлом в руке, казалось, следил строгим взором за проходившим подростком.
