Софи Аскиноф - Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины
Теперь, когда было получено разрешение церковных властей, представителям французской общины требовалось получить разрешение московской администрации. Но ответ Екатерины II не совсем отвечал их ожиданиям. Царица дозволяла строительство в Москве новой католической церкви, однако предложила воздвигнуть ее на окраине города, в Слободе (указ от 5 декабря 1789 года). Царица не видела большой разницы между французской и немецкой колониями. По ее мнению и согласно традиции, иностранцы селились в Немецкой слободе и должны жить там и впредь. Французы оказались разочарованы, но вынуждены были подчиниться. Все то время, что продолжались переговоры, они отправляли религиозные службы в одной из комнат вице-консульства. Такое положение сохранялось вплоть до дня, когда московские власти сообщили французской общине о разрешении построить храм, при условии, что они выкупят дом вице-консула. Французы согласились и организовали сбор средств для выкупа означенного дома71. Люди проявили щедрость. Книготорговец Аллар, проживавший на улице Лубянка, совсем рядом с будущей церковью, один внес шесть тысяч рублей. Очень скоро начались работы, и 10 марта 1790 года, в страстное воскресенье, часовню в присутствии всей французской колонии освятил аббат Пем де Матиньикур. Все радовались, и праздник, устроенный в тот день, был под стать событию. 30 марта 1791 года первоначальная часовня стала церковью в честь Святого Людовика. Отныне она была независима от церкви Святых Петра и Павла и, в некотором роде, являлась «национальной». Как и годом раньше, освящение провел аббат Пем де Матиньикур, ставший первым кюре этой совершенно новой религиозной общины. Приход Сен-Луи-де-Франсэ официально организовал различные структуры, в частности, приходской совет, чтобы обеспечить свою сплоченность и свое будущее. Кроме того, кюре взял на себя обязанность четко очертить границы своего прихода, поскольку с его образованием приход церкви Святых Петра и Павла потерял часть своих прихожан. Большая напряженность между двумя общинами существовала, в частности, из-за эльзасцев и франкоязычных бельгийцев. От кого они должны зависеть? В результате продолжительных дискуссий эти «маргиналы» сохранили право выбора прихода, к которому они хотели бы принадлежать. На некоторое время страсти утихли…
В это время прихожане церкви Сен-Луи старались сохранить динамизм, необходимый для консолидации новообразованной общины. Они выразили желание построить при церкви дом, позволяющий открыть в нем школу и иметь зал для собраний. Однако главной проблемой для них оставалось финансирование. В июне 1791 года им удалось приобрести лишь небольшой участок земли вокруг церкви. И хотя он и мал, это был только первый шаг. Главное – начать, а потом понемногу. Но с началом Французской революции общине пришлось пережить волнения: Екатерина II неодобрительно относилась к тому, что некоторые французы, такие как, например, книготорговец Куртенер, распространяли в ее стране революционные идеи. Этот последний, говорят, продавал последние номера газеты Камиля Демулена «Революция во Франции и Брабанте», а также эстампы с видами Бастилии и политические памфлеты! Ответ царицы был быстрым. В 1793 году они приняла целый ряд репрессивных мер, значительно дестабилизировавших французскую общину Москвы. Первой из этих мер стал указ от 8 февраля 1793 года, который приостановил действие торгового договора 1786 года72, выслал французских дипломатов и предписал всем нашим соотечественникам принести присягу на верность Российской империи. В это же самое время церковь Святого Людовика утратила свой «французский» характер, и тем самым временно прекратилось разделение с церковью Святых Петра и Павла, совершенное во имя национальной идентичности. Наконец, кюре, аббат Пем де Матиньикур, был выслан из России. Причина, помимо отказа принести присягу, ясно изложена московским губернатором князем A. A. Прозоровским. В одном из своих писем от писал о французском приходе: «Я вновь делюсь с Вами моими выводами: аббат Матиньикур посвящал молитвам не все свое время, но стремился к удовлетворению своих амбиций, а также для других дурных целей, для этого он и стремился собрать в одном месте весь французский сброд. Наилучшим способом для этого он счел собрать их вокруг церкви под предлогом восстановления католической веры, в чем за ним будто бы последовала колония, как он ее именует, каковой он руководил и управлял; эта церковь никогда не соблюдала необходимых приличий; на ее территории был открыт так называемый пансион, предлагавший ночлег, напитки, кофе и чай, где каждый мог прийти почитать газеты и журналы, а также вести политические разговоры, так что она больше напоминала харчевню или меблированные комнаты, нежели дом Божий»73. Этот текст имел огромное значение, так как само слово «колония», употребленное в нем, показывало, насколько французская община казалась сплоченной, солидарной и вместе с тем опасной для самодержавной власти, тем более в революционную пору! Как писал в свою очередь русский историк В. Ржеутский, приход Сен-Луи-де-Франсэ служил «эпицентром» французских эмигрантов. Конечно, на следующий день после издания указа 1793 года «колония» потеряла свою силу и свою идентичность; сокращение числа крещений, проведенных в Сен-Луи, и одновременное увеличение их в церкви Святых Петра и Павла подчеркнули это. Теперь многие французские семьи предпочитали ассимилироваться в России, как, например, Деласали, и дистанцироваться от французской колонии. Однако по завершении революционного кризиса вновь возникло желание укрепить узы идентичности. Связующим элементом этого являлось экономическое и торговое преуспеяние французов, заметное в самом центре Москвы, вокруг Кузнецкого моста. Гордые и солидарные, московские французы старались оставаться французами, устанавливая вместе с тем более сердечные отношения с русскими.
И грядущее подтвердило их правоту. Маленькая церковь Сен-Луи-де-Франсэ была лишь ядром будущего островка французской общины, которому суждено было большое развитие. «Прошло тринадцать лет, 1791 по 1804, – рассказывал много позднее вице-консул Франции, г-н Соланж-Бертен, – которые приход Сен-Луи в Москве прожил мирно и в безвестности, очевидно, втайне оплакивая беды, а затем молча восхищаясь славой родины-матери. Финансы еще долго были расстроены вследствие усилий, предпринятых, чтобы эта церковь появилась. В 1802 году долг составлял девять тысяч рублей ассигнациями, поэтому пришлось повысить плату за совершение венчаний и отпеваний»74. Несмотря на финансовые трудности, французский приход худо-бедно пережил период Французской революции, надеясь на лучшие времена. Основание прихода Сен-Луи-де-Франсэ определенно являлось важнейшим моментом истории французской колонии в Москве, поскольку способствовало тому, что она по-настоящему структурировалась. Также приход являлся и ее ориентиром и укреплял связи между людьми, в чем очень нуждались некоторые члены общины в тот момент, когда революция изгнала из страны большое количество их соотечественников. Как писал Ж.-M. Шопен об иностранцах, «язык, обычаи, нравы, суждения сближают их, и каждый окружает себя теми, кто может напомнить ему родину»75. Приход Сен-Луи-де-Франсэ оставался цементом, скрепляющим эту колонию, позволяющим ей выжить, несмотря на предстоящие драмы.
