Алексей Саркелов - Думай, как Коко Шанель
В одиннадцать лет первое причастие. Она говорила: «Я исповедалась. Это было для меня важно, очень серьезно. Я была уверена, что старый кюре в исповедальне не знал, кто с ним говорит. Так как мне нечего было ему сказать, я нашла в словаре прилагательное, которое показалось мне подходящим, – профанирующий.
– Отец мой, я виновата в том, что у меня профанирующие мысли.
Он спокойно ответил:
– А я считал, что ты не так глупа, как другие.
Это был конец. С исповедью для меня было покончено. Я думала: значит, он знал, кто с ним говорит? Я пришла в ярость. Ненавидела его. Бедняга! Он удивлялся, где я нашла это слово – «профанирующие». Он часто приходил завтракать к теткам. Он боялся их. Я сказала ему:
– Они приглашают, но не любят вас.
Мы были большими друзьями. Он сделал вид, что бранит меня:
– Ты не должна говорить такие вещи.
Я ответила:
– Я могу говорить все, что хочу.
Для первого причастия тети хотели, чтобы я надела белое платье и чепчик. Так одевались маленькие крестьянки; я же хотела венок из бумажных роз, который находила восхитительным. Но прежде всего не хотела чепчик, как у крестьянок. Я заявила, что если меня заставят его надеть, не пойду на причастие:
– Мне совершенно безразлично, причащусь ли я. И получила венок из бумажных роз». Следовательно, такие строгие тетки смирились.
Значило ли это, что они начинали любить Коко?
Иногда в этих краях появлялись монахи-проповедники, «настоящие монахи, босые, подпоясанные веревками». Они останавливались у кюре. После вечерни рассказывали детям о далеких странах, о маленьких китайцах, испытывавших жестокий голод. Коко говорила:
«Каждый раз к Новому году дедушка присылал мне пять франков в подарок. Но что на них купить? Я любила только мятную карамель. На два су ее можно было получить множество. Я покупала на один франк. Четыре оставшиеся опускала в копилку. Но надо было всегда ее разбивать из-за маленьких китайцев! Мне это вовсе не нравилось! Я не обладала никакими из достоинств, которые обычно приписывают детям. Мне было больно от жестокости людей. Как могли они требовать, чтобы я разбивала мою копилку из-за маленьких китайцев, до которых мне не было никакого дела? Я приходила в отчаяние».
Деньги, первое соприкосновение с деньгами. – Я никогда не стремилась иметь деньги, – утверждала она, – но стремилась к независимости.
Шанель писала: «Если я хоть слегка анализирую себя, то немедленно замечаю, что моя потребность независимости развилась во мне, когда я была совсем маленькой. Я слышала, как служаночки теток постоянно говорили о деньгах: «Когда у нас будут деньги, мы уедем». Они очень много работали. Я как зачарованная смотрела, как они гладили фартуки, чепчики. Они учились также ремеслу горничных. На это уходило три года. После трех лет они уезжали».
Мне казалось, я получил ключ к пониманию Великой Мадемуазель: чтобы добиться независимости, надо зарабатывать на жизнь. Совсем юной она пришла к этому, слушая, как шепчутся молоденькие гладильщицы, бедные крестьяночки, довольные, что служат в хорошем доме, где их досыта кормят и учат ремеслу, которое даст им свободу: свободу жить у себя дома, развлекаться, ходить на танцы, свободу любить. Они откладывали деньги, чтобы, как только накопят достаточно, «подняться» в город. Значит, они не мечтали о замужестве? Разве не было у большинства из них суженого в родных краях? Коко не слышала, чтобы они говорили о них: этого она не вспоминала. Потребность независимости развилась во мне, когда я была еще совсем маленькой.
Она говорила: «До шестнадцати лет, как и все девушки моего поколения, я носила скромный английский костюм. Отсюда и возник мой знаменитый костюм. Я должна была бы ненавидеть костюмы, a не могу одеваться иначе.
Каждый год весной мне покупали костюм из черной альпаги, черный, потому что я была в трауре. Дa и всех девочек в провинции так одевали: тех, кто был в монастыре, в форму, a тех, кто учился дома, в костюм из саржи».
Действительно ли все это было узаконено, так общепринято в то время в провинции, в Оверне? Мне казалось, что Коко немного преувеличивает, но раз она так говорила…
«Мне хотелось розовое или голубое платье. Я всегда была в трауре. Крестьянки носили розовое или голубое. Я завидовала им. Находила, что они одеты красиво, гораздо лучше меня.
Летом, и в жару, и в прохладные дни, я должна была носить ужасающую шляпу из итальянской соломки, украшенную куском бархата и с розой на полях. Мне она совсем не шла. Я уже тогда знала, что мне к лицу. Зимой ходила в чем-то вроде очень жесткого колпака с каким-то подобием пера. Говорили, что это орлиное перо. Но я-то знала, что это всего-навсего накрахмаленное перо индюка. Сзади была прикреплена резинка, чтобы шляпу не сдуло ветром. Я находила все это чрезвычайно безобразным. Это была моя форма».
Моя форма? Шанель говорила:
«Ах, если бы мне разрешили одеваться так, как мне хотелось! Первое платье, которое я заказала, когда мне было пятнадцать лет, вызвало скандал. Сиреневое платье в стиле прэнссес, закрытое по шею, с большой оборкой и подкладкой цвета пармской фиалки.
Мне было пятнадцать, может быть, шестнадцать лет, но выглядела я на двенадцать. Портнихе разрешили сшить платье, какое я сама выберу. Я выбрала плотно облегающее фигуру платье из сиреневого сукна с оборкой внизу. Портниха подбила ее куском тафты. Цвета пармской фиалки!»
«…Идея этого платья возникла, когда я читала роман, героиня которого была так одета. Я находила это восхитительным, особенно пармскую фиалку. У моей героини она была на шляпе. Так как у портнихи ее не было, она прикрепила веточку глицинии. Все это делалось в большой тайне. Тети не должны были ничего знать».
Военная мода Шанель
Наступил 1914 год – переломный год великой эпохи; началась Первая мировая война. Англичанин Артур Кэпел был мобилизован. Коко сильно переживала, утешением могло служить лишь то, что все кругом говорили: война не продлится и двух месяцев, даже зимней формы не надо запасать… В действительности же события развивались совсем не так, как планировалось во французском Генеральном штабе. Кейпел стал офицером по связям при маршале Джоне Френче, прославившемся еще в англобурской войне; с началом войны сэр Джон Френч, граф Ипрский назначен командиром Британского экспедиционного корпуса, направленного во Францию. Понятное дело, возлюбленный Коко был слишком занят по службе, чтобы иметь возможность отлучаться из штаба в Париж или в курортный Довиль, где пребывала оставленная им пассия.
Правду говорят: кому война, а кому – мать родна. В условиях, когда над миром разразилось гибельное проклятие, Габриэль Бонёр Шанель начала по-настоящему сколачивать себе состояние. Именно на заказах Китти Ротшильд и ее подруг, а также на заказах во время военных действий в годы Первой мировой и еще – на заказах времен так называемой русской революции 1917 года будет складываться баснословное состояние Коко Шанель.
