Рой Медведев - Владимир Путин
Падение Берлинской стены и крушение ГДР
Владимир Путин хорошо знал положение дел в Германии, в первую очередь в ГДР, и ход событий в этом государстве вызывал у него тревогу. Во главе Германской Демократической Республики и Социалистической единой партии Германии стоял в конце 1980-х годов Эрих Хонеккер. Дрезденскую организацию СЕПГ возглавлял Ханс Модров, который уже с конца 1988 года выступал на пленумах ЦК СЕПГ с критикой политики Э. Хонеккера. Положение дел в республике ухудшалось, и внутреннее напряжение в обществе росло, но внешнему наблюдателю все это было мало заметно. Никто не ждал взрыва и не готовился к нему. На протяжении 1989 года в ГДР шла подготовка к празднованию 40-летия государства, которое было провозглашено 7 октября 1949 года. Торжественное заседание по этому случаю прошло как обычно 6 октября, и Эрих Хонеккер сделал большой доклад об успехах республики. Делегацию от СССР возглавлял Михаил Горбачев, который также выступил с речью. Вечером 7 октября праздничные мероприятия переместились на главную улицу Берлина Унтер-ден-Линден, где должно было состояться традиционное факельное шествие. Михаил Горбачев позднее вспоминал: «Мимо трибун, на которых находились руководство ГДР и иностранные гости, шли колонны представителей всех округов республики. Зрелище было, прямо скажем, впечатляющее. Играют оркестры, бьют барабаны, лучи прожекторов, отблеск факелов — а главное, десятки тысяч молодых лиц. Участники шествия, как мне говорили, заранее тщательно отбирались. Это были в основном активисты Союза свободной немецкой молодежи, молодые члены СЕПГ и близких к ней партий и общественных организаций» [42].
Из ГДР Михаил Горбачев направился в ФРГ, на встречу с Гельмутом Колем. Однако всего через 10 дней после торжеств по случаю 40-летия ГДР в Берлине и по всей территории республики начали происходить события, которые очень скоро приняли стихийный и неуправляемый характер. 17 октября в Берлине состоялось заседание Политбюро ЦК СЕПГ, на котором было решено освободить от всех постов в партии и государстве Эриха Хонеккера. Преемником его стал Эгон Кренц. Это было воспринято населением республики как уступка народу и как ослабление власти. Уже через день в Германии начались массовые манифестации, но без каких-либо беспорядков и даже без радикальных призывов. Над 75-тысячной демонстрацией в Лейпциге был поднят лозунг «Мы — народ». 27 октября 1989 года Государственный совет ГДР объявил об амнистии всех граждан, бежавших ранее на Запад или осужденных за попытку такого побега. Была прекращена передача в эфир наиболее одиозных телевизионных программ. 4 ноября в Восточном Берлине в грандиозной оппозиционной манифестации приняло участие более 700 тысяч человек. Германия пришла в движение, и напряжение росло. Владимир Путин и его коллеги наблюдали за всеми этими событиями со все возрастающей тревогой.
9 ноября 1989 года утром секретарь ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовский сообщил на пресс-конференции о том, что руководство страны приняло решение упростить порядок выезда граждан ГДР за рубеж. После этого заявления тысячи граждан республики устремились к пропускным пунктам вдоль Берлинской стены. На одном из пропускных пунктов командир пограничной заставы, не выдержав психологического напряжения и без приказа свыше, распорядился поднять шлагбаум. Толпа ринулась на улицы Западного Берлина. По всему миру шли телеграммы-молнии: «Граждане ГДР тысячами бегут в Западный Берлин», «Толпы штурмуют новые контрольно-пропускные пункты», «По стене беспрепятственно гуляют юноши и девушки», «Поезда с желающими покинуть ГДР отправляются из Праги и Варшавы». Тысячи корреспондентов из западных стран ринулись в Берлин, чтобы заснять и описать в своих репортажах эти события.
Под прицелом телекамер и в свете фотовспышек молодые немцы из Восточного и Западного Берлина, объединившись в группы и получив разного рода инструменты, главным образом ломы и молотки, начали откалывать от Берлинской стены куски и целые плиты из бетона.
Полная растерянность царила в эти дни не только в высших структурах власти ГДР. Не знали, что делать, и Михаил Горбачев, и его окружение. У советского лидера на ноябрь и декабрь было намечено множество встреч и переговоров, в том числе и с президентом США Джорджем Бушем-старшим на Мальте. Но о чем говорить, если за спиной — в центре Европы рушится союзное государство, да и вся система Варшавского договора трещит по швам. На территории ГДР располагалось не только несколько мощных разведывательных структур с пятью-шестью тысячами сотрудников разведки. Здесь находилась 300-тысячная армейская группировка со всеми видами оружия, включая атомное. Тем не менее Михаил Горбачев не изменил графика своих поездок и встреч. Он нашел возможным провести два дня в Канаде и в беседе с премьером Б. Малруни произнес весьма странную фразу: «Что касается германского вопроса, то это не актуальный вопрос сегодняшнего дня. Сегодня реальностью являются два немецких государства, входящие в ООН и в существующие военно-политические структуры». Еще через три дня, находясь в Италии, в беседе с премьером Джулио Андреотти М. Горбачев снова уклонился от обсуждения германских проблем: «Я прямо сказал: воссоединение ФРГ и ГДР — это не актуальный вопрос» [43]. Советские войска в Германии получили приказ — оставаться в казармах и не вмешиваться во внутринемецкие дела. Не имели ясных директив и органы внешней разведки. События, которые происходили вокруг них, не были предусмотрены ни в каких инструкциях.
В декабре 1989 года демонстрации и беспорядки стали происходить и в Дрездене. Было очевидно, что многие из этих событий дирижируются из Западного Берлина и из Бонна, однако немало разного рода эксцессов возникало стихийно. Вот как описывал позднее сам Владимир Путин сложившуюся ситуацию: «Вечер, когда возбужденные немцы подошли к нашему зданию в Дрездене, я помню очень хорошо. Это было в декабре 1989 года. Ближе к ночи. Перед этим толпа только-только разгромила окружное управление МГБ и забрало оттуда оружие, которое оказалось неизвестно в чьих руках. Ничего хорошего это не сулило. В толпе могли оказаться провокаторы или пьяные. В ту ночь именно я был старшим на нашем объекте, так как около девяти часов вечера начальник уехал за город и мы его не смогли найти. В Дрездене стоял штаб советской танковой армии. Я позвонил командующему и рассказал о событиях, которые развивались вокруг здания, добавив, что если мы что-нибудь не предпримем, то может случиться непоправимое. Тогда же я попросил прислать солдат для охраны, чтобы не доводить дело до прямых столкновений. И вдруг получил неожиданный ответ: — Этого сделать не можем, потому что нет команды из Москвы. Сейчас все выясню и позвоню, — заключил командующий. Через некоторое время, так и не дождавшись от него ответа, я позвонил командующему еще раз: — Ну, как? — И получаю совершенно ошеломляющий ответ: — Москву запросил, но Москва молчит. — А дело шло уже к ночи. — И что делать будем? — спрашиваю. — Пока ничем помочь не могу, — отвечает командующий. И здесь я со всей отчетливостью осознал, что мы брошены и никто не принимает решения.
