KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Константин Путилин, "Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

 Все расспросил я, а под конец и говорю прямо:

— А теперь назовите и покажите мне вашего лю­бовника!

Она так и зарделась. Молчит.

— Вы, — говорю ей, — мне уже все по совести, как на духу.

— Василий Калистратов, у меня в подмастерьях.

— А повидать его можно?

— Можно. Он дома, надо полагать. Вася! Василий! — позвала она в дверь.

— Сейчас, Анна Тимофеевна, — отвечает он, и слышу я голос такой приятный, откровенный.

Через минуту вошел. Рослый, красивый, лицо открытое. Я поглядел на него, и он мне сразу понравился. Заметил только, что он бледный, а она красная. Поговорил по пустякам и уехал.

Дело мне показалось незначительным, и я поручил его своему чиновнику Теплову.

— Знаете, Иван Дмитриевич, — говорит он, — убийца он! Все укладывается так. Он любовник, у нее деньги и прочее. Наследник-сын, да она еще его любит. Убрать сына, и этот Васька хозяин! Надо разузнать, где он был в эти часы...

Я и сам думал то же, только сердце не соглаша­лось. Так-то оно так, а не похож он на убийцу.

Я велел собрать сведения.

Ушел Николай Степанов с завода в 6 часов 24 декабря. Ходу ему до дому менее часа, а до этой речонки — с полчаса. Значит, убийство совер­шилось между 6-ю и 7-ю часами.

Стал узнавать, где Василий был. Он ходил в Шереметьевку, и именно в эти часы, а путь его лежал именно через это место, и, вернув­шись, когда хозяйка беспокоилась о сыне, он спо­койно говорил:

— Ничего не случится, придет!

Все складывается против него, ну а я велел даже вида не подавать ему и только следить.

Надо сказать, что была у меня привычка: около того места, где совершилось преступление, в народе потолкаться да прислушаться. Иногда пустое слово на след наводит. Так и тут. Хожу я, бро­жу, со всеми говорю, иных допрашиваю, и наткнулся я тут на железнодорожного сторожа, что у Средней Рогатки.

Их два там. Один — черный, а другой — рыжий. Чер­ный — человек как человек, а рыжий вдруг сразу мне противен стал. Просто до отвращения. Лицом даже благообразен, а противен — и все...

Я его на допрос.

Начинаю расспрашивать, где был он в эти часы, не слыхал ли криков, не видал ли чего подозрительного, когда поезда проходят, много ли работы у него, знал ли он этого Степанова, в чем он одет был?

Отвечает он мне и путается, т. е. все время сби­вается.

Говорит, на пути был и ничего не видал, а потом — в сторожке сидел, ничего не знает; то путь осматривал, то с приятелем, другим сторожем, сидел.

Путается, а как ему укажешь, он замолкает.

— Я этого и не говорил...

— Как не говорил? Ведь записано.

— Не могу знать. Я человек темный, грамоте не учен, а говорить того не говорил.

Уперся, и все тут.

Надо заметить вам, что с мужиком — самый тяжелый разговор, если хотите правды дознаться, а он не хочет. Сейчас дураком прикинется, и хоть вы что...

Путается, врет, а потом: «Это не облыжно[3], я того не говорил». Тычешь ему написанное, а он: «Мы без­грамотные».

 Ну вот, и рыжий путается, и толкового ничего от него не добьешься.

Сделал обыск. Подозрительного ничего, но вотчувствую, всем естеством чувствую, что он тут… причем не то помогал, не то сам сработал.

Позвал Теплова и говорю: «Рыжий этот беспременно преступник, и его надо аресто­вать». А Теплов умоляет, чтобы я Василия арестовал.

— Никуда не уедет от нас Василий, — говорю я, — надо за рыжего взяться.

— Нет, Иван Дмитриевич, — отвечает он. — Рыжего вы тоже можете арестовать, а Василия уж для меня, пожалуйста.

Ну, мне что. И арестовал.

Василий побледнел как полотно.

— Если, говорит, насчет убийства, то, Богом клянусь, не повинен!

Анна Тимофеевна плачет, рекой разливается. Жалко мне их, а забрал, но забрал и рыжего.

Теперь-то самое интересное будет насчет чудес.

Прошел день, как я арестовал их обоих, и вдруг ко мне приходит сама мать убитого, Анна Степанова.

— Здравствуйте, — говорит, я к вам!

— Здравствуйте, — отвечаю. — С чем же вы пришли? Новости есть?

— Не знаю, как и сказать вам, — начала она, садясь подле стола. -Теперь вот, как я одна осталась, да все думаю про горе свое, так многое мне припомнилось, о чем раньше и невдомек. Соседка моя, Агафоновна, говорит: иди да иди, я и пошла. А теперь опять думаю, может, глупости все это.

— Никак, — говорю я ей, — глупостями быть не мо­жет, потому что иногда самый пустяк вдруг все дело озаряет. Пожалуйста, рассказывайте...

Она и начала рассказывать. Поначалу тихо, спо­койно, а там и разволновалась.  

— Был у моего сына сон, — сказала она. — Тогда-то он был пустой, а теперь, выходит, был он от Господа ангелом-хранителем ему внушен. Говорила я вам раньше, что он завсегда в праздники у меня ночевал, а утром в пять часов вставал и на завод шел.

Я кивнул, а сам, пока она говорила, наказал, чтобы ко мне рыжего привели. Хотел его еще порасспросить кое о чем. А она продолжает:

— Ну вот, был он у меня, голубчик, в последнее воскресенье. Веселый такой, с ним в «акульку» поиграли и спать пошли. Он спал завсегда подле меня в чуланчике. Сплю я это и вдруг слышу такой страшный крик. Я вскочила, зажгла огонь — и к сыну. А он, голубчик, сидит на постели, бледный, что наволочка у подушки, весь в поту, и трясется. «Колюшка, — говорю, — что с тобой?!» «Страшное, — гово­рит, — маменька, привиделось. Будто пошел я от вас на завод, и на меня подле самого полотна пять человек напали и бить стали. Во сне-то, — говорит, — маменька, все страшнее. Вот и до сих пор дрожу».

Перекрестила я тут его и говорю: «Сон сном, а только, сыночек, не ходи ты сегодня по своей дороге, а пойди другой». Он так больше и не заснул, а в пять часов ушел. Вот какой сон предсказательный.

— И все? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает, — дальше еще страшнее да изумительнее, батюшка.

И продолжала:

— Весь день мне было страшно за моего Колюшку, и я даже о том Василию говорила. Потом легла спать и вдруг тоже сон вижу. Будто темная ночь и снег крутит. Пусто кругом так. Сторожка стоит, и вокруг ни души. Гляжу, идет мой Коля и так-то то­ропится, и вдруг — как выбегут пять человек, таких страшных, и с ними один рыжий, высокий. Замерла я от страха, хочу крикнуть: «Убегай, сыно­чек!» А они уже на него напали и душат его... Я побежала к нему, кричу, зову на помощь, а тут меня Василий разбудил. Проснулась я сама не своя. Дрожу вся, и на другой же день к сыну пошла. Он здоровый, веселый; к празднику, говорит, ждите... Я и ушла...

Она перевела дух, вытерла вспотевшее лицо и опять начала рассказывать:

— Как он, сын-то мой, приходил, всегда любил он с холоду кофе выпить и всегда из своего ста­кана. Большой такой, я ему в день ангела подарила. Ну вот. Жду я его в тот-то день, 24-го, и кофе сварила, а он не едет. Его нет, Василий ушел, ребята тоже, и так жутко, и все о Николаше беспокоюсь. Ждала, ждала и, надо быть, часов в по­ловине седьмого налила себе в его стакан кофе и пью. Пью и о нем думаю, что это он запоздал... Вдруг...

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*