Дмитрий Янчевецкий - 1900. Русские штурмуют Пекин
— Я пью за торжество вашей идеи и за вашу славу! Вы, как истинный артист на сцене, чувствуете страх и тревогу перед своим триумфом.
Светало. Мы крепко пожали друг другу руки, и больше я Буракова не видел. Через 12 дней он был убит на «Корейце» при штурме фортов Таку.
23 маяПроведя ночь на гостеприимном «Сисое» и отправив первую корреспонденцию в Порт-Артур, в 5 часов утра я должен был ехать дальше. Меня встретил на палубе мичман З., который был очень удивлен, что я отправляюсь в путь без оружия.
— Как? Вы едете на войну без револьвера? Чем же вы будете защищаться в случае опасности? Какой же вы корреспондент? Стенли и Ливингстон, отправляясь в поход, были всегда вооружены с ног до головы.
— Но я совершенно не собираюсь с кем-нибудь драться. Я еду писать корреспонденции, а не сражаться.
— На вас могут напасть боксеры. Что вы тогда будете делать с вашими перьями?
— Я еще об этом не думал, но во всяком случае никогда не буду стрелять в боксеров, так как весьма уважаю этих патриотов своей родины. Полагаю, что если суждено быть убитым, то мне даже 12-дюймовая пушка не поможет.
— Нет, это никуда не годится. Вы можете скомпрометировать ваше звание корреспондента. Вы должны иметь оружие. Я вам подарю.
Мичман З. ушел в свою каюту и вернулся с револьвером.
— Вот вам на память от меня хороший «Смит и Вессон» и пачка патронов. Пусть они вас сохранят в опасную минуту.
Я поблагодарил и на всякий случай положил мое оружие на самое дно чемодана.
Так как в то же утро в Пекин был командирован курьером лейтенант Бурхановский, то меня вместе с важными пакетами от адмирала Алексеева сдали ему для доставки по назначению.
Минный крейсер «Всадник», брат «Гайдамака» по виду и типу, повез нас на «Гремящий».
Утро блистало. Суда международной эскадры просыпались одно за другим. Раздаются команды, рожки, свистки. На адмиральских кораблях взвиваются пестрые сигнальные флаги и переговаривают с флагами подчиненных судов.
Кругом эскадры стоят купцы — коммерческие пароходы, снабжающие эскадру углем и продовольствием. Между броненосцами снуют буксиры, которые тащат за собой баржи и джонки с углем, мясом, зеленью, живностью, вином, консервами и всем, что заказывает эскадра.
Судя по тому, как много барж с провиантом собралось вокруг «Центуриона» и «Эндимиона», можно предполагать, что англичане страдают самым большим аппетитом, не только политическим, но и гастрономическим.
Полуодетые загорелые китайцы-кули, под командою иностранных капитанов, суетятся на баржах и живо переносят привезенный груз на корабль или длинной вереницей карабкаются по узкому трапу и в грязных корзинках тащат каменный уголь, задыхаясь в клубах угольной пыли и возвращаясь с военного судна черными неграми.
Мы подошли к «Гремящему». Бурхановский передал командиру капитану 2-го ранга Миклашевскому адресованные ему пакеты. «Гремящий» стоял возле плавучего маяка, указывающего вход в реку Пэйхо; около нашей канонерки стояла английская «Вайтинг». Мы сели на баркас и направились к «Корейцу».
Беспокойные волны рейда мешали нам быстро двигаться. Бурхановский решил достать один из тех буксиров, которые возвращались от эскадры в Тонку. Однако на наши сигналы платком и крики никто не обращал внимания: все заняты своим делом, и никому нет дела до других.
Наконец, один буксир с капитаном-англичанином повернул в нашу сторону. Бурхановский крикнул капитану:
— Do you go to Tongku?
— Yes.
— Will you take me on board and go to the Russian man-of-war in the river?
— All right!
— How much do you want?
— 35 dollars.
— All right!
— Вы идете в Тонку?
— Да.
— Возьмите меня на борт и доставьте на русское военное судно в реке.
— Ладно.
— Сколько денег вы хотите?
— 35 долларов.
— Ладно.
Буксир принял нас, и мы пошли быстро. Эскадра пропадала из глаз.
— How is the water at the bar?
— There is no water at all. It is very bad to cross the bar. Two feet. No more.
— Какова вода на баре?
— Ha баре совсем нет воды. Переходить бар будет очень плохо. He более двух футов глубины, — ответил капитан.
Показалось мутное белесоватое дно бара-отмели, которая здесь имеет не более 9 и редко 11 футов глубины при высокой воде и только 1 1/2 фута при низкой. Наш буксир раза три зацепил за песок, и мы стали.
Капитан и его китайская команда засуетились. Потащили нас в обратную сторону, дернули направо, налево, и наконец мы благополучно перелезли через бар.
Пэйхо
Перед нами устье знаменитой китайской Невы, ведущей к Небесной столице. Это Белая река — Байхэ, переименованная европейцами, не церемонящимися с китайскими названиями, — в Пэйхо.
Это — великая река Чжилийской провинции, впадающая в Чжилийский залив, также по-своему названный европейцами Печилийским, несмотря на то, что китайцы зовут и залив и прибрежную область просто Чжили[38].
Хотя китайцы дали своей столичной реке, льющейся на протяжении 750 ли (ли — полверсты), имя Белой, но она уже давно несет такие бурые струи охры, что ее было бы справедливее именовать Шоколадной или Кофейной.
Направо и налево тянутся низкие длинные линии фортов. Только черные точки орудий, старательно покрытых чехлами, флагштоки и деревянные грибы для часовых напоминают, что здесь скрываются батареи. Но ни часовых, ни прислуги при орудиях не видно. На фортах мертво.
Ширина реки не более 50 сажен. Расстояние между фортами около 100 сажен.
Входим в реку. Встречаются английские, американские и японские грузовики, угольщики, китайские шаланды, шампунки, военные катера. У правого берега стоят четыре новеньких китайских дистройера — истребителя миноносцев.
— Видите вы этих истребителей китайских казенных денег? — спросил капитан. — Они шесть месяцев ремонтировались в доке, только что вышли из дока и, вероятно, скоро опять вернутся в док. Это гораздо выгоднее для мандаринов. А что касается фортов, то я никогда не видел, чтобы китайцы снимали чехлы со своих пушек. Они говорят, что боятся производить учение со своими орудиями, чтобы нечаянно не попасть в какую-нибудь проходящую китайскую джонку.
Какие нелюдимые, низкие и опустившиеся берега, поднявшиеся из моря, по словам геологов! Линии горизонта воды и суши сливаются. Издали видны китайские глинобитные желто-серые домики, большие таможенные пакгаузы, склады, мастерские, китайское адмиралтейство и пристань, заваленная ящиками и тюками. Зеленый тростник и тощие ивы несколько ласкают глаз, утомленный лучами солнца, блеском неба, блеском воды и песчаной равнины, которая теряется за горизонтом. Эта пустыня несколько оживляется видом китайских могил и куч морской соли. Таково преддверье Тяньцзиня и вековой миллионной столицы.
