Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка
И вот когда мы по длинному коридору направлялись в сторону кабинета генерального директора, Ляшарьер вдруг остановился и сказал: «Хотя это и международная организация, но мы находимся во Франции; я думаю, несмотря на то, что доктор Эванс американец, беседу мы будем вести на французском». Потом я уже понял скрытый смысл его предложения, связанный с моими слабостями в английском языке. В свою очередь, Эванс был явно не силён во французском. Ляшарьер довольно подробно представил меня, попутно уточняя по-французски у меня некоторые детали. Реплики Эванса были односложные и с таким американским произношением, как говорят, будто он «держал горячую картофелину во рту», что отдельные слова просто нельзя было разобрать. В этой связи встреча закончилась очень быстро, видимо, ко взаимному удовлетворению. Так началось моё пребывание во Франции.
Я столкнулся, особенно на первых порах, с большими трудностями. Во-первых, моего французского языка оказалось недостаточно для того, чтобы самостоятельно работать, особенно над написанием документов. Во-вторых, в области социальных наук, а в ЮНЕСКО это сводилось к модной в то время на западе социологии, мои познания были просто нулевые. Напомню, что тогда в Советском Союзе социологии просто не существовало, а те её маленькие ростки, которые появились в первые годы советской власти, были полностью искоренены. Выручало меня, с одной стороны, то, что департамент социальных наук главным образом занимался администрацией науки, организацией конференций, симпозиумов, заключением контрактов на различные исследования, а с другой стороны — очень внимательное и, я бы сказал, доброе отношение ко мне моих коллег по организации.
Со своей стороны, я сразу же занял позицию, не претендующую на знание предмета, заявляя, что я являюсь экономистом-международником и с социологией только начинаю знакомиться.
Ги де Ляшарьер, исполняющий обязанности директора департамента, относился ко мне не только со вниманием, но и просто по-дружески. Во время войны Ляшарьер работал на дипломатической должности в посольстве Франции в Москве и сохранил к России самые тёплые чувства. Его отношение ко мне сыграло исключительную роль в том, что я как-то закрепился в ЮНЕСКО. В департаменте были и другие люди, проявляющие ко мне полную доброжелательность.
Помню, как-то в мою комнату зашёл редактор журнала «Социология», который выпускался в департаменте, Фридман. Он был человеком большой эрудиции, знающим несколько языков, в том числе и русский, пассивно, но на достаточно хорошем уровне. То ли специально, то ли так получилось, Фридман сказал мне, что перечитывает «Войну и мир» Льва Толстого и спросил, не знаю ли я, как переводятся с русского и что означают некоторые слова, которых нет в словарях: «доезжий, ловчий, выжлятник». Я объяснил ему, что это охотничьи термины и рассказал, что они обозначают. Тогда я не придал этому значения, но этот маленький эпизод сыграл в моём пребывании в ЮНЕСКО определенную роль. Через некоторое время мой секретарь рассказала мне, что Фридман, который пользовался в департаменте и вообще в ЮНЕСКО большим авторитетом, при достаточно широкой аудитории наших коллег заявил, что новый молодой русский сотрудник является настоящим интеллигентом, и он, Фридман, может это с достоверностью утверждать.
Особо хочу сказать о двух девушках-секретарях в моем отделе. Одна из них — канадка Адет, она была секретарём руководителя отдела англичанина Филипса, но значительную часть времени работала со мной, так как Филипс часто находился в командировках, а вторая — француженка Мари, собственно мой секретарь. Как я сейчас понимаю, они делали 90 % моей работы. Например, при поступлении какого-либо письма, запроса и тому подобного они подбирали соответствующие документы, относящиеся к запросу, составляли коротенькую справочку, о чём идёт речь, если вопрос был ранее известен, и прилагали проект (draft) ответа на моё одобрение. Иногда я что-то поправлял, но обычно ставил на проекте свои инициалы, и это означало, что письмо можно готовить начисто за соответствующими подписями: моей, начальника отдела, начальника департамента и т. д.
Спустя примерно год был назначен новый директор нашего департамента, это был известный учёный из Англии профессор Маршалл, который согласился занять эту должность только по одной причине — зарплата в ЮНЕСКО была несравненно выше той, которую он получал за все свои труды в «London School of Economics». В ЮНЕСКО он прибыл уже в предпенсионном возрасте, имея в виду получить также высокую пенсию по линии международной организации. Быстро выяснилось, что Маршалл с большой симпатией относится к России. Это были ещё годы, когда, несмотря на разгар холодной войны, многие сохраняли уважение и даже дружеские чувства к России, разгромившей гитлеризм. Его отношение ко мне значительно укрепило моё положение и дало мне возможность держаться более свободно, т. е. иногда уходить раньше, выезжать в город днём. Хочу напомнить, что главной для меня была не работа в ЮНЕСКО, а разведывательная работа, за которую с меня спрашивали в нашей резидентуре в Париже.
Где-то в середине срока моего пребывания в Париже произошёл такой случай. Чиновник, занимающийся административными вопросами в нашем департаменте (бюджетные расходы, командировки, работа технического персонала и т. д.), некто Ашкенази попытался 2–3 раза сказать мне, что он не сумел меня застать на рабочем месте, фактически сделал мне замечание в связи с моими частыми отлучками. Я не могу исключить, что он сотрудничал с французской контрразведкой и специально приглядывал за мной. «Надо что-то делать, — подумал я, — иначе этот тип будет всё больше и больше ставить мне „палки в колёса“ и осложнит мою жизнь». План ответных действий был исключительно прост.
Как правило, сотрудники ЮНЕСКО опаздывали на работу на 10–15 минут. Отношение к этому было терпимое, но, как я рассказал выше, Ашкенази однажды заявил мне, что он ждал моего появления на рабочем месте чуть ли не в течение часа. И вот я, придя пораньше и удостоверившись, что Ашкенази ещё нет на месте, открыл дверь своего кабинета, разложил бумаги и стал ждать, когда же он пройдет в свой кабинет. Вопрос к нему был у меня также заготовлен. Мне повезло, Ашкенази опоздал минут на 30. Я тут же, с бумагами в руках, догнал его в коридоре и, зайдя вместе с ним в его кабинет, «взволнованно» сказал, что я чуть ли не час жду его, так как сам профессор Маршал, т. е. наш директор департамента, просил меня доложить о подготовке конференции, а все финансовые и организационные вопросы зависят от него, Ашкенази.
Ашкенази, державшийся за место в ЮНЕСКО двумя руками, был искренне перепуган, всячески извинялся, но самое главное, после этого не только не пытался делать мне замечания, но раскланивался со мной ещё издали, выражая «своё почтение».
