Вячеслав Козляков - Марина Мнишек
Летопись побед царевича Дмитрия Ивановича до середины ноября 1604 года похожа на сказку. У сандомирского воеводы Юрия Мнишка и других польских сторонников самозванца были все основания ликовать. Случилось так, как и говорил царевич: стоило только ему объявиться в своем государстве, и на его сторону перешли первые же города Моравск и Чернигов. Черниговская казна поступила в распоряжение самозванца вовремя, так как наемное войско, даже еще не побывав в серьезных сражениях, уже жаловалось на плохое обеспечение. Ротмистр Станислав Борша записал о стоянии лагерем под Черниговом: «Тут рыцарство просило у царя денег, жалуясь на свою нужду в одежде и продовольствии».
Первым серьезным испытанием стали бои за Новгород-Северский. Самозванец возвращался в те места, через которые проходил когда-то в чернецкой одежде. Разрядные книги сообщали, что «под Новым городком стоял вор с литовскими людми в Спаском монастыре и к городу приступал многижда» [50]. А это означает, что царевич сдержал слово, данное в «писании», оставленном в новгород-северском монастыре в 1602 году. Гарнизон Новгорода-Северского сел «в осаду» в середине ноября 1604 года и благодаря мужеству защитников и воеводы Петра Федоровича Басманова продержался несколько недель до подхода главной годуновской рати во главе с боярином князем Федором Ивановичем Мстиславским. 21 декабря 1604 года состоялось большое сражение. Царевич Дмитрий мог праздновать победу, но цена ее оказалась слишком велика. Под Новгородом-Северским армия самозванца оставила три братские могилы с телами 600 русских наемников; тогда же погибло до 20 польских шляхтичей и 100 человек пахоликов (слуг). Сам «царевич Дмитрий Иванович», объезжая поле брани и видя «такое множество убитых его людей… сильно сожалел и плакал». Это была первая большая кровь. Последняя ли? Задержка самозванца в Северской земле и крупное сражение, которое он должен был принять, спутали все его планы. В случае успеха царевич Дмитрий мог быстро пройти во главе своей армии по направлению к Калуге и Туле, в то время как поддерживавшие его казаки, двигавшиеся по «Крымской дороге», обеспечивали ему надежный тыл в городах от «Поля». События же пошли по-другому.
Первые серьезные бои показали, что набранное в Речи Посполитой войско не отличалось удалью, если только она не была хорошо оплачена. Участник боев под Новгородом-Северским, ротмистр Станислав Борша, оставшийся, в отличие от многих первых офицеров, с царевичем до конца, писал: «После этого первого сражения наше рыцарство грустило, что пришлось терпеть великую нужду ему самому и его прислуге; некоторых же из них, надобно думать, приводил к этому страх – то есть они боялись, что их ожидает еще большая беда. Они стали требовать у царя денег и объявили: “Если не дашь денег, то сейчас идем назад в Польшу”». В первые же дни нового, 1605 года стали разыгрываться отвратительные сцены, свидетельствовавшие о начинавшемся распаде армии, набранной самозванцем в Речи Посполитой. Шляхтичи одной роты интриговали и хотели тайно, чтобы остальные не узнали, получить деньги, обещая остаться и удерживать другие роты. Царевич бездумно согласился, но утаить раздачу денег среди наемников было невозможно, это спровоцировало настоящий бунт. Мародеры вырвали у самозванца его главный трофей в битве под Новгородом-Северским – золотое знамя рати боярина князя Федора Ивановича Мстиславского. Со знамени ободрали соболью ферязь, выкупленную было представителями годуновского войска. Самозванцу кричали: «Ей-ей, ты будешь на коле!» – а он не по-царски отвечал обидчику тычком в зубы.
В этот драматический момент сандомирский воевода Юрий Мнишек принял решение вернуться домой 4 января 1605 года. Как можно заметить, очень часто отец Марины пользовался известным приемом «дипломатической» болезни. Так случилось и на этот раз: он сослался на свое «нездоровье», подкрепив это решение неотложными делами, связанными с необходимостью участия в работе сейма. Формально Мнишек уверял самозваного царевича, что идет за подмогой. Впоследствии дипломаты Речи Посполитой объясняли его уход тем, что воевода исполнял волю короля Сигизмунда III, запретившего ему под воздействием обращений из Москвы далее поддерживать самозванца. Вслед за гетманом, по словам ротмистра Станислава Борши, ушла «и большая часть рыцарства». Напрасно царевич Дмитрий падал ниц и пластался перед уходящими ротами «крыжем», как распятый. Тем, кто смог пережить новгород-северское сражение, казалось безумием дальше оставаться рядом с самонадеянным царевичем. Он, конечно, мог ссылаться на поддержку, оказанную ему Путивлем, другими городами и волостями, присылавшими своих людей с челобитными. Но тогда даже не существовало карт, чтобы флажками отметить на них те немногие места, где находились сторонники царевича. Не было ясно, сможет ли он контролировать хотя бы часть Северской земли, уже оказавшейся под его властью.
Особенно после нового большого сражения с войском боярина князя Федора Ивановича Мстиславского. 21 января 1605 года под Добрыничами в Комарицкой волости войска самозванца были разбиты. И какой безумный оракул мог тогда предсказать, что до вступления царевича Дмитрия Ивановича в Москву остается ровно пять месяцев?!
В конце января – начале февраля 1605 года, то есть в те самые дни, когда самозванец бежал из-под Добрынич, в Варшаве собрался сейм Речи Посполитой. Все, что король Сигизмунд III мог сообщить о действиях «московского государика» своим сенаторам и шляхте, – это то, что на сторону Дмитрия перешел Чернигов, а сам так называемый «царевич» под Новгородом-Северским встретил «войско великого князя». Даже не зная о крупном поражении самозванца, участники варшавского сейма не одобрили действий тех сенаторов, которые поддержали его поход. Литовский канцлер Лев Сапега прямо порицал сандомирского воеводу Юрия Мнишка, говорил о том, что письменно обращался к нему, чтобы тот «возвратился назад». Сейм не принял предложений короля относительно московских дел, а король не согласился на пункт о «московском государике», предложенный сеймом: «Всеми силами и со всем усердием… принимать меры, чтобы утишить волнение, произведенное появлением московского государика, и чтобы ни королевство, ни великое княжество Литовское не понесли какого-либо вреда от московского государя, а с теми, которые бы осмелились нарушать какие бы то ни было наши договоры с другими государствами, поступать как с изменниками» [51]. Так, по итогам сейма 1605 года, сандомирский воевода Юрий Мнишек и его семья чуть не оказались вне закона за свою поддержку «московского царика». Надежды на хорошие для Мнишков новости из Московского государства были призрачными. Обитателям Самборского замка оставалось отпустить русских пленных и поскорее предать забвению все происшедшее…
