Сергей Есин - Дневник, 2006 год
Не я один в своем выступлении отметил некоторую парадность в этом обмене культур — гастроли, торжественные концерты и пр. Это все так любимое Швыдким и так мало, к сожалению, дающее народу, обмен на уровне избранной интеллигенции. Я выступал последним и, как мне показалось, а это происходит нечасто, неплохо. Основная мысль — обучение в России, и не только студентов театральных вузов, надо давать квоты для белорусов почти во всех институтах и обязательно с достаточной для жизни в другом государстве стипендией, не нашей нищенской. Я сказал также, что в этих планах совершенно забыта литература, она как бы не существует, а в свое время именно она для взаимопроникновения культур давала так много, как никакой другой вид искусств. Вспомнил я Василя Быкова, который, собственно, в глазах России персонифицировал всю белорусскую культуру. Есть ли у нас в России и в Белоруссии писатели такого уровня? Я также говорил о кино, о том, что крупнейшие шедевры мирового искусства были «заказаны» государством или меценатами. Но где у нас идеи для подобных заказов? «Молодую гвардию» А.Фадееву заказал ЦК КПСС. У нас есть подобные идеи?
Потом был в институте. Вместе с Екатериной Яковлевной написали рецензию на Лену Георгиевскую, посмотрел доклад С.П. на завтрашнем ученом совете — он отчитывается за науку. С.П. молодец, он по-другому, чем Лев Иванович, все проструктурировал, начав с кафедры мастерства, как с основной.
Вечером читал диплом Маркуса Гасунса — замечательно.
25 января, среда. Утром ездил в «Метро» и купил для Т.В. Дорониной какое-то красивое растение в горшке. Мне доставляет всегда огромное удовольствие обдумывать и текст записки, которую я неизбежно прилагаю к маленькому подарку в Татьянин день. Т.В. с ее редчайшим даром сердечного письма мне все равно не переплюнуть. Каждую ее открыточку я храню.
Дорогая Татьяна Васильевна!
Это такое счастье — перебирать мысли и слова, с которыми я могу обратиться к Вам сегодня. Мы ведь всегда помним, что этот день — не только день Татьяны, но и день святой Татианы. Каждый раз у меня не хватает слов, чтобы сформулировать свою признательность Вам за то богатство, которое Вы дарите всему народу и нам своим творчеством, за ту дружбу, которая возвышает меня и делает самодостаточным. Я благодарен Всевышнему за то, что я — Ваш современник, за то, что у меня еще достает сил поклоняться Вам и считать одной из лучших женщин, просто божественной! Пусть имя Ваше еще долгие годы неотрывно будет с нами.
Сергей ЕСИН.
В связи с днем Татьяны ученый совет передвинули и решили совместить его с этим праздником. Это первое начинание БНТ, очень неплохое, но мало совместимое с индивидуальным духом нашего заведения. Конференц-зал, несмотря на обзвон кафедр, полным собрать не удалось, но пришли и Костров, и Николаева, и даже Джимбинов. На него вчера жаловалась Надежда Васильевна — он отлынивает от рецензирования дипломных работ. Я его как советского служащего, всегда бегущего от работы, понять могу. Аргументом Н.В. стало, что у Джимбинова при весеннем распределении часов всегда их не хватает. Объектом второй жалобы стала огромная дипломная работа Выборновой. Девочка не только сама нашла себе рецензента, но тот ее, видите ли, даже прочел. Это безобразие, это я поломаю: каждый руководитель будет подписывать дипломную папку, и только кафедра будет определять рецензентов.
Но вернемся в зал: сначала доклад о научной и учебной работе, потом М.В.Иванова говорила об успеваемости в этой сессии, и тут же — о эти веяния эпохи, о эта страсть обновления! — предложение давать отличникам повышенную стипендию в размере прибавки 10–15 процентов от государственной. Я понимаю, что деньги эти должны сложиться из остатков каждого месяца, которые возникают из-за того, что не получают стипендии неуспевающие студенты. Но деньги эти, суммируя в конце года, мы обычно распределяем между теми же студентами. Сам размер этой добавки абсолютно ничтожен — это что-то 30–50 рублей. Но тут еще возник некий казус, который деканат никогда не хотел принимать в расчет: творческий вуз, а оценку за мастерство мы никогда не ставим, только безличный «зачет». Но в этом случае боюсь, что отличниками могут оказаться совсем не те студенты, ради которых существует институт. Об этом и пришлось сказать.
Существенной частью вечера стали воспоминания о Татьяне Бек, год тому назад ушедшей от нас. И студенты читали ее стихи, и Олеся Николаева. А потом серьезная часть перешла в милую самодеятельность как бы из жизни института и студенчества. Особенно хорош был Вася Попов, попеременно игравший роль и Шувалова, и Ломоносова. С последней части вечера, когда стали показывать пляски и танец живота, я ушел — это уже было на новогоднем концерте. Пел еще, как обязательный компонент на наших вечерах Федя Тарасов со своим балалаечником и гитаристом. Об этом я уже несколько раз писал. Уж чего у него не отнимешь — парень и красивый, и статный. Это всегда хорошо.
26 января, четверг. Есть вот такие денечки, когда не знаешь, переживешь ты его или нет. Уехал в два часа дня сначала на экспортный совет по наградам в министерство культуры. К счастью, вел его замминистра Назиров, и поэтому все прошло быстро. Мне нравится эта работа, здесь есть какая-то очевидная польза. Уже заметно, что без прежней наглой уверенности стали представляться списки. Еще, конечно, есть момент проталкивания, многочисленных поддержек. Как делаются эти поддержки, хорошо помню по последней сессии Московской премии. Но знание, что на Совете в любой момент могут спросить репертуар или что никого в Совете не запугаешь ссылкой на имя художественного руководителя или концертмейстера, отрезвляет напористых. В нескольких случаях удалось поправить и скромность просителей. Были случаи, когда просили заслуженного работника культуры, а мы переправляли на заслуженного деятеля искусств. Иногда вместо медали предлагали заявку на орден.
Потом переехал на Скарятинский переулок. До ежемесячного бюро прозаиков успел переговорить с Максимом Замшевым. В сверке своего дневника за этот год я все же, дабы не обострять отношений, кое-что вырезал, но договорился, что на это место просто поставят точки. Пусть хотя бы будет известно, что автор что-то здесь убрал. Поговорили о журнале, который набирает силы, о положении в Московском отделении. Сейчас «Колокол» для меня важен, это все же дневники моего завершающегося ректорства, в которых я смогу, если успею, высказаться о наболевшем.
На бюро интересный обзор сделал Слава Сухнев, он посмотрел критику в крупных журналах. Совершенно справедливо заметил, что журналы полны серьезными статьями, скажем, по переписке Бенвенуто Челлини, и нет критики текущей литературы. Но, может быть, нет и литературы, о которой критик мог бы серьезно писать?
