Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)
- Ты, лейтенант, голова, - ответил Кузькин. - Черт, неужели прорвемся? Эх и колотить буду!
- Вы же добрый человек, - усмехнулся опять старший лейтенант, посмотрев на громадные кулаки майора.
- Я-то? Я добрый, а жизнь злая... Не стрелять, братцы! Штыками возьмем!
И команду его шепотом бойцы передавали друг другу.
Цепь автоматчиков поравнялась с бугром и вдруг остановилась. Из цепи вышел худощавый офицер с белым платком в руке. Махая платком, он теперь один шел вперед.
- Это зачем? - удивился майор. - Говорить, что ли, хочет?
- Не стреляй! - крикнул офицер по-русски. - Я буду вам делать предложение.
- А что, можно поговорить, - сказал Кузькин. - Ребятки на бугре за это время лучше устроятся.
- Не хитрость ли какая? - спросил Комзев.
- Хитрость невеликая, - усмехнулся майор. - Думают целенькими нас взять. На бога взять!
- Мне нужен ваш командир! - крикнул офицер.
Осыпая песок, майор взобрался на бруствер. Офицер
подошел ближе, вскинул два пальца к козырьку фуражки.
- Обер-лейтенант Винер... Германское командование делает предложение. Воевать здесь не имеет смысла.
- Это почему? - спросил Кузькин.
- Наши танки далеко на востоке. Здесь можете только умирать. - Сухой, подтянутый, с бледными щеками, лет двадцати пяти, обер-лейтенант говорил спокойно и улыбался, только платок в его руке чуть приметно дрожал. - На вашу солдатскую честь не будет пятно. Вы дрались очень хорошо... Можете размышлять десять минут. Потом выходить без оружия. Мы даем вам жизнь. Это все... Надеюсь, сейчас не будут стрелять мне в спину?
- Иди, милок, иди, - почти весело сказал Кузькин.
Обер-лейтенант щелкнул каблуками, опять вскинул два пальца к фуражке.
XIII
Майор спрыгнул в траншею и покачал головой:
- А не трус. Один пошел к нам... Слыхали? Дает нам жизнь. Вот расщедрился! - Он повернулся к бойцам: - Кто шкуру спасти хочет? Подходи сюда.
Никто из бойцов даже не шевельнулся.
- Не иначе этот обер-лейтенант какой-то специалист по пленным, хмыкнул майор. - У меня ездовой один раньше был мастером засолки сельди. Так он и генералов лишь на жирность отличал... Ну, еще десять минут погодим.
- Через десять минут будет поздно, - сказал Волков, наблюдая за обер-лейтенантом, который подошел к цепи автоматчиков и скрылся за их спинами. - Тогда ударят минометы.
- Пожалуй! - согласился Кузькин. - Чуток раньше начнем.
- Я бы не ждал, - сказал Комзев.
- Зачем спешить? - усмехнулся Кузькин. - Вон стоят как на параде. А коленки у них с минуты на минуту больше трясутся. Нервы тоже есть. И начнем выходить, будто решили сдаться.
Передав это распоряжение бойцам, он взглянул на часы.
- Как раз... Двинулись!
Майор неторопливо выбрался из траншеи, оставив на бруствере винтовку. За ним поднялись остальные.
В этот момент с высотки ударил пулемет. Быстро нагнувшись, Кузькин схватил винтовку:
- За мной!
Немецкие солдаты падали в траву. За треском автоматных очередей, частых выстрелов и стука пулемета Волков не услыхал собственного крика. Майор обогнал его тоже что-то выкрикивая... Две цепи сшиблись и распались на клубки. Волков увидел перед собой солдата и с размаху ткнул его штыком. Тот даже не застонал.
Черной дырой открылся рот на искривленном от боли молодом лице. И опять Волков увидел майора Кузькича. Приподняв офицера, Кузькин швырнул его, точно мешок... Чем-то сильно обожгло бок Волкова. Он присел, так и не выдернув штык из груди хрипящего солдата.
"К лесу! - билось в мозгу. - Еще немного..."
По траве катались сцепившиеся люди, мелькали ножи, приклады. Длинными очередями стучал на бугре пулемет. Как шмели, жужжали пули. Теперь пулеметчики стреляли в немцев, бегущих от дороги. Выхватив из кобуры наган, Волков тоже выстрелил...
До леса оставалось пробежать метров пятьдесят, когда на опушку выполз бронетранспортер.
Волков упал, заполз в яму под кустом. Бронетранспортер, лязгая гусеницами, промчался в десятке метров от него. Многим ли удалось пробиться к лесу, он не знал. Гимнастерка на боку взбухла от крови, ладони его тоже были в крови. Постепенно голоса и выстрелы отдалялись, лишь на бугре по-прежнему стучал пулемет Там рвались мины, стелился белесый дым. Когда мины накрывали бугор, пулемет смолкал и опять начинал работать экономными, короткими очередями. Затем гулко простучала скорострельная пушка бронетранспортера...
Волков решил ползти к лесу, но совсем близко услышал голоса. Немцев было двое. Они шли метрах в пятнадцати за кустами. Волков осмотрел свой наган. В барабане остались пустые гильзы.
"Все, - думал он. - Это конец... А может быть, не заметят..."
- Der Oberleutnant experementierte. Die alten Romer sagten ja: "Toten heijt; noch nicht besiegen..." [Обер-лейтенант экспериментировал. Римляне говорили "Убить - это еще не значит победить" (нем.)]
Простучала короткая автоматная очередь.
- Das ist schon der vierte Iwan, den ich heute ins Jenseits befordert habe. Das werde ich abends meiner Paula schreiben Ich schreibe ihr jeden Tag [Сегодня отправил на тот свет четвертого ивана Вечером напишу об этом Пауле. Я пишу ей каждый день (нем).].
Затаив дыхание, Волков ждал, когда они уйдут, надеясь, что яма скрыта густой травой и его не заметят.
Но трава прошелестела у самой головы. Он увидел заляпанные желтой глиной широкие раструбы сапог.
Щелкнул затвор автомата.
"Сейчас выстрелит, - устало подумал Волков. - Как просто .."
- Halt, Richard! [Стой, Рихард! (нем )] Другой, унтер-офицер, шагнул к Волкову, стал расстегивать карман его гимнастерки. Под каской было молодое лицо с упругими, чисто выбритыми щеками На груди блестели какие-то медали. Он вытащил удостоверение Волкова и, коверкая русские звуки, прочитал:
- Люй-тэ-нант Воль-ков...
И мигнув одним глазом Волкову, как давнему знакомому, сказал:
- Aufstehen! [Встать! (нем.)] А солдат, приземистый, с широким ртом и тяжелым подбородком, что-то быстро проговорил. Унтер-офицер кивнув, ответил, с интересом глядя на русского.
Волков понял, что его сейчас должны убить. Холодная испарина проступила на лбу. И страшнее всего казалось то, что убьют не в бою, а лежащим на земле, как охотники добивают раненое животное, без всякой злости к нему, совершенно равнодушно. Стиснув зубы, чтобы не застонать от резкой боли, упираясь ладонями в мягкую траву, он приподнялся.
- Gut, - засмеялся унтер-офицер. - Ich habe doch gesagt, das dieser Russe stur ist [Хорошо.. Я же юворил, что этот русский с упрямым характером (нем).].
И немцы и деревья качались перед глазами Волкова, он даже не чувствовал собственного тела, ощущал дикую боль и хлюпающую в сапоге горячую влагу.
"Это кровь... Сколько крови у человека? Пять литров".
Ему стало вдруг смешно оттого, что вспомнил, как мать приходила в ужас, если он нечаянно обрезал палец.
