Сидни Шелдон - Обратная сторона успеха
Сразу позвонил Натали и Отто.
– Это хороший знак! – обрадовалась мать. – Вот увидишь, ты всего добьешься!
Остаток дня и вечер я бродил по городу. Совершенно волшебное место, по сравнению с которым Чикаго казался провинциальным и жалким. Здесь все было больше: здания, магазины, улицы, вывески, толпы. И больше возможностей сделать карьеру.
Кинотеатр «Джефферсон» компании «РКО», бывший театр варьете, оказался старым двухэтажным зданием с будкой кассира перед входом. Он входил в сеть кинотеатров компании «РКО». Здесь очень часто давали двойные сеансы: на один билет показывали две картины.
Я прошагал тридцать девять кварталов от ИМКА до кинотеатра и отдал директору записку.
Тот окинул меня взглядом и спросил:
– Вы когда-нибудь работали билетером?
– Нет, сэр.
Он пожал плечами:
– Не важно. Можете долго оставаться на ногах?
– Да, сэр.
– Знаете, как включать ручной фонарик?
– Да, сэр.
– В таком случае вы годитесь. Жалованье – четырнадцать сорок в неделю. Работа – шесть дней с четырех двадцати до полуночи.
– Подходит.
Это означало, что у меня остаются свободными утро и часть дня, которые я могу провести в Брилл-билдинг, где располагались штаб квартиры большинства музыкальных издательств.
– Идите в раздевалку. Попробуем подобрать для вас униформу.
– Да, сэр.
Я примерил униформу. Директор одобрительно кивнул:
– Неплохо. Получше следите за балконом.
– За балконом?
– Сами все поймете. Начнете завтра.
– Да, сэр.
И завтра начнется моя карьера композитора!
Небоскреб Брилл-билдинг считался святая святых музыкального бизнеса. И находился он на Бродвее, на Сорок девятой улице, в центре Тин-Пан-элли, где у каждого крупного музыкального издателя имелась своя контора.
Проходя по коридорам, я слышал звуки «Нежного романса», «Ты у меня в сердце», «Пенни с небес»…
Стоило мне прочитать несколько названий на дверных табличках, как сердце бешено заколотилось: «Джером Ремик»… «Роббинс мюзик корпорейшн»… «М. Уитмарк и сыновья»… «Шапиро Бернстайн и компания»… «Т.Б. Хармс» – все гиганты музыкальной индустрии. Настоящий Олимп музыкальных талантов. Кол Портер, Ирвинг Берлин, Ричард Роджерс, Джордж и Айра Гершвины, Джером Керн… Все они начинали здесь.
Я вошел в офис «Т.Б. Хармс» и обратился к мужчине за письменным столом:
– Доброе утро. Я Сидни Шех… Шелдон.
– Чем могу помочь?
– Я написал «Я молчу». Ваши люди хотели ее опубликовать.
– О да, теперь припоминаю. Действительно, одно время мы собирались…
Одно время?
– А сейчас?
– Видите ли, песню слишком заиграли. Хорас Хейдт чересчур часто ее транслировал. У вас есть что-то новое? – поинтересовался он.
– Да, сэр. Завтра утром я принесу несколько песен, мистер…
– Таскер.
Ровно в четыре двадцать я, уже в униформе билетера, провожал людей на места. Директор был прав – такую работу способен выполнять каждый. Единственное, что спасало меня от зеленой тоски, – фильмы, которые тут демонстрировались. Когда народу было поменьше, я садился в заднем ряду и смотрел. Первый двойной сеанс включал «День на скачках» с братьями Маркс и «Мистер Дидс едет в город». Ожидался показ «Звезда родилась» с Дженет Гейнор и Фредриком Маршем и «Додсуорт» с Уолтером Хастоном.
В полночь, когда закончилась смена, я вернулся в гостиницу. Комната больше не казалась маленькой и убогой. Я твердо знал, что когда-нибудь буду жить во дворце. Утром отнесу песни в издательство, и единственной проблемой будет, которую из них решат опубликовать первой: «Призрак моей любви»… «Я буду, если захочу»… «Пригоршня звезд»… «Когда любовь ушла»…
В восемь тридцать утра я уже стоял перед дверью «Т. Б. Хармс компани», ожидая, пока откроют. В девять появился мистер Таскер.
– Вижу, вы принесли нам песни! – воскликнул он вместо приветствия, заметив в моей руке большой конверт.
– Да, сэр, – широко улыбнулся я.
Мы вошли в офис. Я отдал ему конверт и хотел было сесть, но он остановил меня:
– Зачем вам ждать? Я посмотрю это, когда смогу. Почему бы вам не прийти завтра?
Я ответил абсолютно профессиональным кивком бывалого песенника.
Что ж, светлое будущее может подождать еще двадцать четыре часа.
Я отправился в кинотеатр и снова надел униформу. Директор оказался прав и насчет балкона. Оттуда постоянно доносились смешки и шепот. В последнем ряду сидели молодой человек и девушка. Когда я направился к ним, парень поспешно отодвинулся от девушки, а она одернула короткое платье. Я отошел и больше не поднимался наверх. Черт с ним, с директором. Пусть позабавятся вволю.
Утром я был в офисе «Хармс» в восемь, на случай если мистер Таскер придет пораньше. Но он появился ровно в девять и открыл дверь.
– Доброе утро, Шелдон.
Я попытался угадать по голосу, понравились ли ему мои песни и было приветствие обычным или я различил в нем нотки волнения?
Мы вошли в офис.
– У вас нашлось время прослушать мои песни, мистер Таскер?
– Да, – кивнул он. – Очень неплохо.
Я просиял, но не стал задавать вопросов, желая услышать, что он скажет дальше. Однако Таскер молчал.
– А какая вам понравилась больше? – не выдержал наконец я.
– К сожалению, это не то, что нам сейчас требуется.
Такого удара я не ожидал. Ничего более обескураживающего я в своей жизни не слышал.
– Но наверняка какие-то… – промямлил я.
Он порылся в столе, вынул конверт и протянул мне:
– Буду всегда рад прослушать то, что вы принесете.
На этом мы распрощались.
«Это еще не конец, – думал я. – Это только начало!»
Остаток утра и часть дня я провел, заглядывая в другие издательства. Но разговор неизменно сводился к одному:
– Ваши песни когда-нибудь публиковались?
– Нет, сэр, но я…
– Мы не берем произведений начинающих авторов. Возвращайтесь, когда что-нибудь опубликуете.
Но как я мог опубликовать что-то, если издатели не желали смотреть мои песни, раз у меня ничего не напечатано?
Отныне все свободное время я проводил дома и писал, писал…
А в кинотеатре мне посчастливилось посмотреть чудесные фильмы: «Великий Зигфелд», «Сан-Франциско», «Мой человек Годфри» и «Мы будем танцевать» с Фредом Астером и Джинджер Роджерс. Они переносили меня в другой мир, мир роскоши, элегантности и богатства.
Деньги заканчивались. Я получил от Натали чек на двадцать долларов, но отправил его обратно, понимая, что без моего заработка им приходится трудно, тем более что Отто так и не нашел места. Я все время чувствовал себя виноватым, считая, что нехорошо думать о себе, если семья нуждается в моей помощи.
