Андрей Марчуков - От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945
От имени всех фронтовиков, хоть раз получивших посылку из тыла, с Большой земли (и в том числе из города, который мы защищали, – Ленинграда), он поблагодарил всех людей, присылавших посылки.
Из «Доклада о боевой готовности и боевой деятельности частей 142 КрСД за 20 дней февраля 1942 г.»:
«Борьба с истощением имеет свои результаты, за последнее время в санитарную роту люди по истощению не поступают».
(ЦАМО РФ. Ф. 142 сд. Оп. 1. Д. 15. Л. 162)ЛосьИз письма дочке Гале (1947 год):
«Милый мой цветик! Тебе шесть годиков!!!
…Все они полны тревог, лишений и опасностей для жизни. В Карельских лесах на северо-западном берегу Ладожского озера, в г. Лахденпохья, узнал я о твоём рождении. Знают мою солдатскую радость далёкие северные края, где зимней ночью видны сказочные лучи северного сияния, а летом – туманные белые ночи. Где среди скал можно встретить оленя иль лося, где всё – как в сказке. …Бывало, часами стою на посту, а мысли – у твоей колыбели. Далёкая Балта, Сенная…»
Добротин и я верхом на лошадях поехали в политотдел 142-й стрелковой дивизии получать кандидатские карточки ВКП(б)[40]. В лесу встретили лося на нашей тропе. Остановились: лошади боялись идти на него. Он уступил – ушёл к лосихе, что находилась метрах в двадцати в стороне и паслась в лесу.
Командир отделения связи младший сержант Добротин был кандидатом физико-математических наук, доцентом. Об этом узнал командующий 23-й армией генерал Черепанов. По его приказу Добротина перевели в другой артиллерийский полк на должность командира дивизиона.
Как у меня образовалась библиотекаНа войне читал я Майн Рида, Стендаля, Пушкина, Ги де Мопассана, Оноре де Бальзака, Льва Толстого, Владимира Маяковского и прочих писателей и поэтов и передавал книги другим желающим читать. Библиотека образовалась у меня случайно. Когда стояли на границе, перед отступлением последовал приказ: пойти в погрансклады, взять всё, что хочешь, лишь бы ничего не оставить врагу, а помещения сжечь. Брали одежду, обувь. Пошёл туда и я. Но… из-за своих больших габаритов – рост 186 см, вес примерно 100 кг (до войны я даже получал два пайка: два килограмма хлеба, две порции в столовой, поэтому был физически здоровым, спортивно развитым) – для меня не оказалось нужных размеров ни того ни другого. Поэтому я набрал два мешка книг, взял струнные инструменты (гитару, мандолину, балалайку), баян, гармошку, бубен и передал всё старшине Долгову. И не расставался с ними в тяжёлые дни отступления, блокады, холода и голода. Вот почему на острове Тоуна (Пуусу) я заканчивал книгу «Всадник без головы». За чтением меньше мучил голод в страшные дни блокады…
Брали книги у меня многие из других батарей нашего 334-го Краснознамённого полка. Ночами в землянке раздавались телефонные звонки: «Освободилось ли „Красное и чёрное“ Стендаля?», «Когда можно получить „Три мушкетёра“ Дюма?», «Прошу Майн Рида „Всадник без головы“». Сколачивался струнно-баянный оркестр из артиллеристов, миномётчиков и пехоты. Выкраивали время на сыгровки. Близилась 24-я годовщина Октября. Готовились, верили, уверяли других. Даже в опасные дни, часы, минуты.
Концерт в честь 24-й годовщины Октября. Наташа– Ну, как там Наташа?! Пишет? – как-то спросил меня мой однополчанин.
– А как же. Регулярно. Вот, не секрет, последнее.
С Наташей я познакомился давно, ещё в празднование 24-й годовщины Октября. Это было уже после дислокации на старой госгранице, 8 ноября 1941 года. Из артиллеристов и миномётчиков образовали оркестр численностью в двадцать человек. Я играл на мандолине и был ведущим. В программе были патриотические песни (русские, украинские, белорусские, грузинские и другие) и танцы. После концерта, который мы давали для артиллеристов и миномётчиков, позвонили из штаба дивизии и сообщили, что к нам едут шефы из Ленинграда (над 142-й стрелковой дивизией шефствовал завод, изготовлявший снаряды для фронта). И попросили выступить для них.
– Организуйте достойную встречу.
Шефами оказались две девушки – Наташа Осипова и Маша Кудрявцева. Несмотря на то что оркестр из артиллеристов и миномётчиков выступил за день дважды (для тех и других), было приказано собраться в третий раз – вечером. После официальной части оркестр играл танцы для желающих. Танцевали мужчины с мужчинами, так как в армии женщин ещё не было. Поэтому, естественно, мечтой у каждого, в том числе и у меня, было потанцевать с шефами. От имени двадцати человек мне одному удалось станцевать с Наташей (уступил какой-то начальник), чем я и похвалился.
Шефы навестили каждую батарею, выступали на митингах, в том числе в нашей батарее. Потом завязалась с ними переписка – как всегда, согласно пословице: «Жду ответа, как соловей лета». Писали девушкам-шефам многие, но не все получали ответы. И вот почему.
Я любил литературу и был, как говорится, довольно начитан. Мне удалось прочитать томик А.И. Герцена и его переписку с Захарьиной, к которой тот был неравнодушен. Письма их были очень литературные, задушевные, как бывает у влюблённых. Вот я и позаимствовал стиль писем Герцена, добавив к нему патриотизм защитника Ленинграда. Это не могло остаться незамеченным, и Наташа остановилась в переписке только на мне.
И не только герценский стиль писем привлёк внимание Наташи. Ещё, как думается, помог следующий эпизод. После встречи с шефами в землянке-клубе их на следующий день стали приглашать на митинги по батареям. При встрече в батарее я нечаянно пролил чернила на платье Наташи. Извинился, она простила. Но после её отъезда в Ленинград я написал первое письмо так, чтобы она припомнила того, кто пишет. Так как писали многие, она могла забыть.
Чтобы она вспомнила, с кем ведёт переписку, я в конце письма загнул страницу узенькой полоской, написав мелким шрифтом на украинском языке (так как был украинцем): «Пробачте за необережность, що пролыв чорныла на Ваше плаття».
Эту фразу я написал на внутренней стороне узенькой полоски, загнул её и ногтём пригладил так, что внешне ничего нельзя было заметить, ни полоски, ни написанной на ней по-украински фразы. Видать, это добавило интерес ко мне со стороны Наташи, в связи с чем переписка между нами стала регулярной. Многие из тех, кто также писал ей письма, не удостоились внимания и ответа не получали. Но по телефону проявляли интерес, есть ли письма от Наташи.
Нужно добавить к сказанному, что мне писать было некому: моя семья, жена и дочурка, родившаяся 4 февраля 1941 года, оставались на оккупированной фашистами территории.
Из письма дочке Гале (1947 год):
«…Последнюю весточку о тебе я получил тогда вечером 2 июля 1941 года на советско-финляндской границе под Элисенварой, и в 2 часа ночи на 3 июля я принял боевое крещение… Утром 3 июля на радостях я [написал вам] письмо, но вскоре узнал, что ему [помешали дойти] поганые немцы! Что я остался без вас. Так я не знал о тебе ничего [всё это время]. Три года без весточки с родной [стороны]».
Поэтому и писал я Наташе письма регулярно и литературно-патриотически отточенно, пририсовывая какой-нибудь пейзаж из уголков леса, скал и Ладожского озера (что делал неплохо). Всё это лишний раз напомнило блокадные дни и роль тыла в поддержании духа защитникам Ленинграда[41].
В последнем письме Наташа сообщила, что у неё, как и у многих больных дистрофией, нашли туберкулёз. Врачи советовали лечиться, но… шёл 1943 год, война, блокада, ждали весны 1944 года, а весной туберкулёзники умирают. Выжила ли больная, неизвестно. Мы летом 1943 года уехали в Чебаркуль, оттуда – под Ковель, на Берлинское направление, на 1-й Белорусский фронт в 69-ю армию, в которой я служил до конца войны. Сведений о судьбе больной не имею. А надо бы узнать через справочные бюро города Ленинграда. Но… уже не успеваю из-за возраста, занятости вопросами науки.
Из «Отчёта о работе комсомольской организации 334 крап за 1942 год» (политдонесение № 05 от 11.01.1943 г.):
«…Активное участие принимают красноармейцы в подразделениях в красноармейской художественной самодеятельности. Красноармейская песня в батареях звучит бодро и радостно. Член бюро комсомола зам[еститель] политрука Балтян Конон Иванович (украинец, агроном) организовал во 2[-м] дивизионе художественную самодеятельность, которая обслуживала все подразделения дивизиона и штабную батарею, за что ему командиром полка была объявлена благодарность.
Установилась переписка между красноармейцами штабной батареи и организацией завода имени Молотова города Ленинграда. Письма писали и другие организации, но регулярная переписка ещё не установлена…»
(ЦАМО РФ. Ф. 334 ап. Оп. 1. Д. 30. Л. 8)О рисовании[42]Человечество вечно благодарно художникам, великим и «малым», за графику, масло, акварель, за пейзажи, портреты, баталии, за искусство, отображающее реальную жизнь, её красоты, которые не все наблюдают в натуре, но видят на полотнах. Когда говорят о художнике, главное, что должно быть развито в нём, – наблюдательность и точность отображения реальной действительности на картине. Чем меньше разница между натурой и её отображением на полотне, тем больше мастерство художника.
