Петр Алешкин - Тамбовское восстание (1920—1921 гг.). «Антоновщина»
2. Особенно благоприятны для этих восстаний прифронтовые губернии, где Советская власть долгое время отличалась неустойчивостью и сохраняла крайне суженный и притом часто военно-административный характер.
3. Основным ядром крестьянских восстаний являются кулаческие слои, прежде всего те кулаки, которые экономически пострадали от революции, иногда даже перешли в разряд «бедноты» – наиболее культурный, политически развитый слой деревни. Они стремятся к восстановлению своей экономической власти, и пропаганда эсеров находит среди них наиболее благоприятную почву. Их ненависть к коммунистам переходит в ненависть к рабочему классу, они более или менее сознательно стремятся к свержению его диктатуры – организация Крестьянского союза и Крестьянской «армии» ими мыслится как необходимое средство для защиты от продполитики Соввласти и для торжества над основными массами деревни. Но и эти слои в общем не обнаруживают способности возвыситься до государственных обобщений…
11. Надо дать возможность крестьянам продолжать пользоваться землей, если это возможно, хотя бы так, как раньше они пользовались для своей работы на земле, принадлежащей советским экономиям, как пользовались раньше у помещика, беря в аренду, если не для обработки, то по крайней мере для пастбища скота. А сейчас есть случаи, где и это не позволяется крестьянам. Выходит, что им сейчас хуже, чем когда был на этом месте помещик. Великие идеи социальной революции по причине, указанной выше, для них пока что чужды. Им надо на деле доказать хорошие стороны рабоче-крестьянской власти…».76
Главной проблемой в отношениях между Советской властью и крестьянством оставался хлеб, продовольственная диктатура. Подавление крестьянских восстаний с самого начала проводилось со всей решимостью, не останавливаясь перед применением военной силы и казней. Оправданием суровой бескомпромиссности и даже жестокости служили реальная угроза голода для миллионов людей и начинавшаяся гражданская война, на фронтах которой решались судьбы революции. Соответственно этому большевистская идеология определяла смысл борьбы за хлеб как борьбу за социализм, трактовала крестьянские протесты против насильственного изъятия хлеба как «кулацкие», а попытки вооруженного сопротивления как «бандитизм». Вся эта терминология прочно вошла в официальный лексикон и советскую документацию 1918—1922 годов.
Тем не менее, уроки крестьянских восстаний второй половины 1918 года не прошли бесследно. Они привели к ликвидации комбедов и отказу власти от попытки опереться исключительно на «сельский полупролетариат», ибо деревня оставалась крестьянской. Комбеды были слиты с сельскими и волостными Советами и таким образом повысили в них влияние бедноты, теснее связанной с большевиками. Одновременно (с января 1919 года) стихия продовольственных заготовок рабочими продотрядами заменялась единой системой продовольственной разверстки, осуществляемой в общегосударственном масштабе. Государство, в свою очередь, обязывалось обеспечить деревню промышленными товарами на основах прямого (не торгового) распределения. В этом состояла одна из главных идей «военно-коммунистической» организации экономической жизни. Однако разрушенная многолетней войной промышленность не могла удовлетворить нужд деревни в сколько-нибудь заметной мере. «Военно-коммунистическая» политика в деревне сразу же свелась к изъятию из крестьянских хозяйств продовольствия, необходимого для полуголодного существования армии и городского населения, остатков промышленности. Продразверстка провела основную линию раскола между революциями города и деревни. Мобилизации на военную службу, разного рода повинности (трудовая, гужевая и др.), попытки прямого перехода к социализму еще более усиливали противостояние крестьянства и власти.
Военный характер советской политики того периода проявлялся не только в том, что это была политика военного времени, но и в том, что ее осуществление опиралось на применение военной силы. Фактически продразверстка проводилась продармией, находившейся в подчинении Народного Комиссариата продовольствия, но организованной и действующей по принципам регулярной армии. Соответственно и сопротивление деревни в конечном счете приняло форму вооруженных выступлений. Крестьянские восстания являлись общим фоном эпохи «военного коммунизма».
На протяжении 1919—1920 годов продолжалось строительство продовольственного аппарата. К маю 1919 года численность продармии достигла более 30 тыс. человек.77
Для усиления работы среди крестьян летом 1919 года при ЦК РКП (б) был организован Отдел по работе в деревне. Такие отделы создавались в каждой губернии и уезде при комитетах компартии. Согласно «Положению о работе в деревне», утвержденному 26 июля 1919 года, уездный отдел должен был иметь одного уездного организатора и не более 10 районных. Основными принципами работы отделов должны были стать практицизм, пропаганда, безукоризненное поведение и агитация делом с опорой на «пролетарские слои населения (рабочих совхозов, коммун, деревенских коммунистов и беспартийную молодежь и среднее крестьянство)».78 Задачами отделов были агитационно-просветительская работа в школах, избах-читальнях, клубах, народных домах и организация беспартийных крестьянских конференций. Основной опорой организаторов были объявлены сельские коммунистические ячейки.
В представлении большинства крестьян Советская власть отождествлялась с наездными комиссарами или уполномоченными, храбро распоряжающимися волисполкомами и сельсоветами, сажающими представителей этих местных органов власти под арест за невыполнение сплошь и рядом несуразных требований, отождествлялась еще с продотрядами, действовавшими часто в прямой вред крестьянскому хозяйству и без всякой пользы для государства. В своей массе крестьянство привыкло смотреть на Советскую власть как на нечто внешнее по отношению к нему, нечто только повелевающее, распоряжающееся весьма ретиво, но совсем не хозяйственно.
Первой и самой массовой формой сопротивления продразверстке стало резкое сокращение крестьянином своего хозяйства. Если в 1918 году в Тамбовской губернии на одно хозяйство приходилось в среднем 4,3 десятины посева, то в 1920 году лишь 2,8 десятины. Другими словами, поля засевались в размерах, необходимых только для личного потребления. В 1921 году из многих мест сообщали, что больше половины посевных площадей не засеяно. Почти прекратились поставки продуктов животноводства из-за резкого сокращения поголовья скота. Согласно одному из свидетельств, «крестьянство стало смотреть на свое хозяйство, как на чуждое ему, как на явление, которым оно не дорожит».
Даже тех крестьян, которые готовы были мириться с продразверсткой как временной и вынужденной мерой, не могли не возмущать произвол в определении объема поставок, злоупотребления грубой силой и пренебрежение к хранению и использованию изъятой у них продукции – к результатам их тяжелого труда. После того, как хлеб у них выгребали дочиста, он зачастую пропадал на месте: гнил на ближайших станциях, пропивался продотрядовцами, перегонялся на самогон.
Положение деревни стало поистине трагическим в 1920 году, когда Тамбовщину поразила засуха. 12-пудовый урожай и без продразверстки ставил мужика в безвыходное положение, между тем губернская разверстка оставалась чрезвычайно высокой – 11,5 млн пудов. Перед крестьянином возникла элементарная проблема физического выживания. По признанию самого В. А. Антонова-Овсеенко, крестьянство пришло в полный упадок, а в ряде волостей Усманского, Липецкого, Козловского, Борисоглебского уездов «проели не только мякину, лебеду, но и кору, крапиву».79
Сошлемся на информационные сводки уездных политбюро о политическом положении и настроениях населения за период июнь—июль 1920 года. По Борисоглебскому уезду – настроение рабочих, крестьян, служащих неудовлетворительное в связи с переживанием тяжелого момента, разрухой, длившейся войной, с предстоящим неурожаем хлеба. Видимый урожай был действительно плох, в некоторых местах нельзя было даже собрать высеянных семян. Между рабочими и служащими росло недовольство ввиду получаемого малого оклада, недостающего для существования, на почве малого количества пайка и др. продуктов. Отношение к Советской власти со стороны кулаков и буржуазии враждебное. Отношение к Коммунистической партии пассивное ввиду не разъяснения крестьянам значения коммунистической программы и к чему она стремится.80
В информационной сводке по Моршанскому уезду за 10—30 июня 1920 года указывалось, что из-за слишком репрессивных мер упродкома по последней разверстке хлеба, настроение крестьян «убитое». В ближайшем будущем можно ожидать серьезных осложнений, ибо положение бедноты в продовольственном смысле стало весьма плачевно, что способствует слиянию их с кулачеством. Общее настроение крестьян в уезде по отношению к Советской власти обостряется. Отношение к советским хозяйствам враждебное, при удобном случае крестьянами совершаются погромы таковых; отношение к земельной политике и коммунам отрицательное.81
