Нина Демурова - Льюис Кэрролл
В Истборне Кэрролл снимал для своих юных гостей помещение по соседству с домом, где жил сам. Обычно они проводили день вместе и садились за стол у него в доме 7 по Лaшингтон-роуд, хозяйка которого давно уже привыкла к странностям мистера Доджсона и к его юным друзьям. Кэрролл очень привязался к Изе; она стала частым гостем не только в Истборне, но и в Оксфорде. Он даже позволил ей называть его «дядей Чарлзом» — редкая привилегия, которой мало кто удостаивался!
В июле 1888 года Иза провела неделю в Оксфорде, где Кэрролл снял для нее комнату поблизости от своей квартиры. Он подарил ей тетрадь, озаглавив ее «Иза гостит в Оксфорде», — своеобразный дневник, который девочка вела вместе с «Д. Д. С.» (Древний, Древний Старичок — так он теперь часто подписывался в письмах к своим юным друзьям).
«В субботу у Изы был урок музыки и она научилась играть на американском органчике. Играть на этом инструменте не очень трудно, надо только крутить и крутить ручку, у нее это хорошо получалось. Вставляешь рулон бумаги, прокручиваешь его через органчик, и дырочки, наколотые на бумаге, извлекают различные ноты. Как-то они вставили бумагу не тем концом, услышали мелодию задом наперед и вскоре перенеслись в позавчерашний день. Однако они не стали слушать дальше из страха, что Иза превратится в малютку, которая и говорить-то не умеет. Д. Д. С. не любит гостей, которые с утра до ночи только и делают, что кричат до посинения».
Для Изы был открыт знаменитый шкаф, где хранились костюмы, приобретенные им в театрах; в них так любили позировать юные друзья Кэрролла. Были там и удивительные игрушки. Особое впечатление на Изу производил Боб (Bob the Bat) — заводная летучая мышь, сделанная из тонкой проволоки и легкой сетки. Боба запускали с помощью закрученной резинки. В комнатах Кэрролла были высокие потолки, и Боб с полминуты свободно летал по комнате. «Я всегда побаивалась Боба, — вспоминала Иза, — уж очень он был похож на настоящего, однако страх мешался с радостью… С Бобом случалось множество приключений. Его полету нельзя было придать направление. Однажды жарким летним утром Боб вылетел в открытое окно и опустился в миску салата, которую служитель нес кому-то в комнаты. Неизвестно откуда взявшиеся хлопающие крылья так напугали беднягу, что он выпустил из рук миску, которая разбилась на множество осколков».
В скором времени после этого визита Изы Кэрролл отправился с ней в Истборн, где она провела целых пять недель. На следующий год он снова приехал в Истборн с Изой, а через три дня, 20 июля 1889 года, чтобы она не скучала, неожиданно привез ее сестру Нелли. К счастью, в это время сестры Кэрролла Луиза и Маргарет, а также его невестка Алиса с тремя младшими детьми также отдыхали в Истборне и иногда брали к себе Изу и Нелли, чтобы Чарлз мог поработать над книгой. Он договорился об уроках плавания для сестер Боумен, катал их на пароходе и даже нанял для них учителя французского языка. Кэрролл с гордостью называл их «мои дети». Девочки собрались возвращаться домой, как вдруг пришло письмо от их матери, что Эмзи заболела скарлатиной, и они продлили свое пребывание в Истборне до 27 августа.
Когда семейство Боумен уехало в Нью-Йорк, где пробыло до мая 1890 года, Кэрролл переписывался с Изой, а в сентябре она снова приехала на неделю в Истборн. Изе исполнилось 16 лет, она уже прошла конфирмацию (обряд приема в церковную общину), и они вместе ходили к причастию, что глубоко трогало Кэрролла. Он продолжал опекать ее. Иза была хорошей актрисой и прекрасно танцевала, но голос у нее был слабоват для оперетты. В ноябре того же года Чарлз обратился к Эллен Терри с просьбой порекомендовать ему хорошего преподавателя дикции для Изы и был очень тронут, когда Эллен, великая актриса, сказала, что будет заниматься с ней сама. Письмо Кэрролла Эллен Терри, написанное 13 ноября 1890 года по возвращении в Крайст Чёрч, говорит о многом:
«Мой дорогой старый друг,
(N. В. “Старый” значит не “старый годами”, а “старый по дружбе”.) Воистину Вы слишком милы и добры! Не знаю, как выразить это словами… Что делать с другом, который дарует в 100 раз более того, о чем его просят? Я, самое большее, надеялся на то, что, повидав Изу и удостоверившись в том, что она в какой-то мере “обучаема”, Вы отошлете меня к менеджеру такого-то театра, который даст мне адреса каких-то хороших преподавателей дикции. Мне и в голову не приходило, что Вы предложите сами заниматься с нею! О, Вы заслужили (если это может хоть как-то Вас отблагодарить) глубокую признательность одного старого друга и восторженную любовь одного восхищенного ребенка.
Так, значит, Вам известна эта тайна — одна из глубоких тайн Жизни: стоит и вправду делать только то, что мы делаем для других? Как говорится в старом изречении: “Что истратил — потерял, а что отдал — приобрел”. Казуисты пытаются обернуть максиму “делать добро” в другую формулу — “делать зло”; они говорят, что “вы сами получаете удовольствие от того, что доставляете кому-то удовольствие; это всего лишь скрытое проявление себялюбия, ибо вами руководит собственное удовольствие”. Я же говорю: “Это не себялюбие, если мое удовольствие является одним из мотивов моего поступка, а не единственным мотивом, который при столкновении перевесил бы все другие мотивы. ‘Себялюбец’ — это тот, кто всё же поступит так, даже если это нанесет вред другим, но доставит удовольствие ему. Тот, кто себялюбцем не является, всё же поступит так, даже если ему это не доставит никакого удовольствия, а будет приятно другим. При сравнении этих двух мотивов тот, кто не является себялюбцем, так им и остается, даже если собственное удовольствие является одним из мотивов! Я совершенно уверен, что Господь от всей души радуется, когда видит, что его дети счастливы! И когда я читаю, что “Иисус, давший нам веру и укрепивший ее, пошел на крест ради радости, ждавшей его”, я верю, что это буквально так и было.
И в Вашем случае это так, дорогой друг; я верю, что Вам доставляет истинную радость мысль о том, что Вы наполняете до краев маленькую чашу счастья Изы, и при этом в Вашем поступке нет и тени себялюбия, а только чистая, неподдельная, великодушная доброта.
Я не сомневаюсь, что Ваша великая доброта не пропадет даром и что мой дорогой юный друг сделает всё, что в ее силах, чтобы быть Вашей достойной ученицей».
Иза была хорошей актрисой. Но она быстро взрослела. В своих воспоминаниях о поездках в Истборн она признавалась, что когда она сидела с мистером Доджсоном над математическими задачами, а с мола доносились звуки музыки и она знала, что там танцуют, ей хотелось бежать туда и было трудно сосредоточиться. Театр требовал от нее всё больше времени; они встречались всё реже. В мае 1895 года Иза неожиданно посетила Кэрролла, чтобы известить его о своей помолвке. Больше в его дневнике нет записей об Изе. Через полтора года он услышал, что она вышла замуж.
