Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст]
Петр Андреевич Вяземский уехал из Михайловского.
В то время, когда он находился близ могилы Поэта, недоброжелатель Пушкина — Идалия Полетика, как и в минувшем 1840-м году, путешествуя за границей, встречалась там с четой Дантес.
3 октября 1841 года
Идалия Полетика — Екатерине Дантес из Милана.
«…Я получила такое удовольствие видеть вас обоих, что увидеть вас еще раз стало для меня навязчивой идеей. Я так рада, что видела вас обоих такими счастливыми, что я люблю уноситься в ваш дом в ожидании, что это смогу сделать реально. И несомненно, если чего женщина хочет, того и Бог хочет, а я — очень хочу…»{688}.
7 октября 1841 года
П. А. Вяземский был уже дома, в Царском Селе, откуда написал Наталье Николаевне: «Как я вас уже преуведомлял, я для успокоения совести провел день в Пскове, то есть чтобы придать историческую окраску моему сентиментальному путешествию. Поэтому я предстану перед вашей Тетушкой не иначе как верхом на коне на псковских стенах и не слезу с них. Она мне будет говорить о вас, а я буду говорить о стенных зубцах, руинах, башнях и крепостных валах. <…>»{689}.
Своеобразный отчет Вяземский дает не только Е. И. Загряжской, но и своему старому другу А. И. Тургеневу, по-прежнему жившему в Париже: «В конце сентября я ездил на поклонение к живой и мертвому, в знакомое тебе Михайловское к Пушкиной. Прожил у нее с неделю, бродил по следам Пушкина и Онегина»{690}.
8 октября 1841 года
Идалия Полетика — Екатерине Дантес из Милана.
«…Я уже считаю дни до конца своего путешествия, оно мне страшно надоело по причинам, которые Вы знаете. Она невыносима более чем когда-либо. Каждая лишняя морщинка прибавляет ей худого настроения. Ничего не пишите о ней, ибо может случиться, что она попросит прочесть Ваши письма: если Вы захотите сказать мне что-нибудь личное, пишите на отдельном листочке, для меня одной <…>
Передайте тысячи добрых слов барону и поцелуйте за меня Вашего мужа. На этом расстоянии Вы не можете ревновать, не правда ли, мой друг?»{691}.
Устав от длительного путешествия, Идалия признается, что «как затравленная крыса», бегает по кладбищам, театрам и церквам в сопровождении своей подруги.
19 октября 1841 года
Екатерина Дантес — брату Дмитрию из Сульца.
«19 октября 1841.
Я получила твое письмо вчера, дорогой друг, и хочу тотчас же ответить, потому что если я имею несчастье запоздать с своей корреспонденцией, это приводит к тому, что проходят месяцы и я никак не соберусь с духом засесть за чернильницу.
Поздравляю вас от всего сердца с рождением малютки, в особенности я обращаюсь к Лизе, потому что для матери дочь гораздо милее, чем сын, который покидает мать, поступая в колледж, а оттуда на службу, так что она может наслаждаться его присутствием только в течение очень немногих лет… Впрочем, у вас это затруднение (т. е. колледж) не существует, это не то что в наших странах, где мать считает себя счастливой, если она может удержать дома сына до 12 лет, потому что воспитание в колледже совершенно необходимо, и нет ни одной матери во Франции, которая могла бы от этого избавиться. Это меня иногда утешает в том, что у меня сначала родились девочки: я надеюсь однако, что мне посчастливится, и как у вас на этот раз девочка, так у меня наоборот — будет мальчик.
Я очень тронута, мой славный друг, всем тем, что ты мне говоришь лестного; не скажу, что желаю вашей маленькой Катерине быть похожей на меня, как ты кажется хочешь, но я желаю, чтобы новая Катерина Гончарова впоследствии была так же счастлива, как предшествующая, это самое лучшее пожелание, которое я могу сделать для дорогой малютки, которую я люблю от всего сердца.
Как и все, что похоже на тебя, твой сын, как ты пишешь, шумливый и болтливый. Жаль, что он не может встретиться со своими кузинами, уж они-то в этом не знают удержу; я уверена, что они прекрасно поладили бы, только, может быть, они не смогли бы понять друг друга, так как мои говорят только по-французски. Матильда чрезвычайно развитая девочка, завтра ей исполняется четыре года, но по рассудительности и уму ей можно было бы дать восемь, она нас чрезвычайно забавляет своей милой болтовней. Я иногда рассказываю ей, что у нее есть в России маленькие кузины и кузены, тогда она у меня спрашивает с хитрым видом: „Мама, скажи, а эти хорошие кузены, которые в России, они щиплются?“
Не хвастаясь, могу сказать, что мои дети так же красивы, как и милы, и особенно что в них замечательно это здоровье: никогда никаких болезней, зубки у них прорезались без малейших страданий, и если бы ты увидел моих маленьких эльзасок, ты бы сказал, что трудно предположить, чтобы из них когда-нибудь вышли худенькие, хрупкие женщины. В любую погоду, зимой и летом, они гуляют; дома всегда ходят в коротких открытых платьях с голыми ручками и ножками, никогда никаких чулок, только очень короткие носочки и туфельки, вот их костюм в любое время года. Все при виде их удивляются и ими восхищаются. У них аппетит как у маленьких волчат, едят они все, что им нравится, кроме варенья и сластей. Но я вижу, что моя материнская любовь увлекла меня и, может быть, я тебе докучаю этими подробными описаниями, но поверь мне — не изнеживай детей, чем суровее вы будете их воспитывать, тем лучше.
Поблагодари Сережу за привет, впервые за пять лет он подумал обо мне; лучше поздно, чем никогда, говорит пословица. Я думаю, что Ваня за границей, но пока ничего об этом не слышно, не знаю, придет ли ему в голову приехать нас навестить, я его очень приглашала…
Напоминаю тебе о деньгах, пришли пожалуйста поскорее и сколько сможешь больше, я тебе буду очень признательна, поверь.
Спасибо за те подробности, что ты мне сообщаешь, потому что все меня интересует, все, что касается моих друзей, и тех мест, где я жила когда-то. Часто я на всех вас жалуюсь, говоря, что никто мне не пишет, и когда я жду писем, муж всегда насмехается надо мной, он говорит, что давно уже я должна была бы отвыкнуть их получать. Поэтому, когда приходит письмо, я прихожу сияющая к нему в комнату.
Что за странная идея пришла в голову Анастасии Щербининой поселиться в Париже? В качестве кого? Я хотела ей написать, но теперь не буду этого делать, я боюсь, как бы она в один прекрасный день не заявилась ко мне. Подожду писать, пока она не откажется от мысли ехать во Францию.
Муж и я обнимаем всех. К. д’Антес»{692}.
Снова в столице
26 октября 1841 года Наталья Николаевна возвратилась из Михайловского в Петербург. Сестра Александрина в письме брату Дмитрию сообщила их новый адрес: «У Конюшенного моста, дом Китнера».
![Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]](/uploads/posts/books/45805/45805.jpg)
![Татьяна Рожнова - Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/35159/35159.jpg)
