Феликс Юсупов - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова
Я ничего не ответил. Он мне тоже ничего не сказал. Мы простились.
Разговор мой с председателем Совета Министров был последней попыткой нашего обращения к высшим правительственным сферам.
XXI
Судьба великого князя Дмитрия Павловича и моя все еще не разрешалась.
В Царском Селе происходили бесконечные совещания о том, как с нами поступить.
21 декабря прибыл в Петербург отец моей жены, великий князь Александр Михайлович. Узнав о грозившей нам опасности, великий князь приехал из Киева, где он находился в качестве начальника авиационных частей русской армии. Немедленно по своем приезде он заехал к нам в Сергиевский дворец, а затем отправился в Царское Село, чтобы выяснить наше положение.
По воспоминаниям великого князя Александра Михайловича:
«Прибыв в Петроград, я был совершенно подавлен царившей в нем сгущенной атмосферой обычных слухов и мерзких сплетен, к которым теперь присоединилось злорадное ликование по поводу убийства Распутина и стремление прославлять Феликса и Дмитрия Павловича. Оба “национальных героя” признались мне, что принимали участие в убийстве, но отказались, однако, мне открыть имя главного убийцы. Позднее я понял, что они этим хотели прикрыть Пуришкевича, сделавшего последний смертельный выстрел.
Члены Императорской семьи просили меня заступиться за Дмитрия и Феликса пред Государем. Я это собирался сделать и так, хотя меня и мутило от всех их разговоров и жестокости. Они бегали взад и вперед, совещались, сплетничали и написали Ники преглупое письмо. Все это имело такой вид, как будто они ожидали, что Император Всероссийский наградит своих родных за содеянное ими тяжкое преступление!
– Ты какой-то странный, Сандро! Ты не сознаешь, что Феликс и Дмитрий спасли Россию!
Они называли меня “странным”, потому что я не мог забыть о том, что Ники, как верховный судья над своими подданными, был обязан наказать убийц, и в особенности, если они были членами его семьи». (Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 219)
Следствием свидания великого князя Александра Михайловича с Государем явился Высочайший приказ, чтобы великий князь Дмитрий Павлович немедленно покинул Петербург и отправился в Персию в распоряжение начальника Персидского отряда, генерала Баратова[294]. Сопровождать его в пути было приказано его бывшему воспитателю, генералу Лаймингу и флигель-адъютанту графу Кутайсову.
Великий князь Александр Михайлович 22 декабря имел свидание с Государем в Александровском дворце Царского Села. В дневнике императора Николая II за этот день имеется запись: «Утром у меня был Сандро. <…> В 4 ч. принял Протопопова, а после чая Покровского. Вечером занимался». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 616)
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:
«Великий князь Александр Михайлович получил аудиенцию у Государя на 9 часов 22-го числа. Государь встретил князя тепло и радушно, что сразу сбило у того агрессивный тон. Великий князь произнес горячую защитительную речь в адрес виновных, прося не относиться к Юсупову и Дмитрию Павловичу как к обыкновенным убийцам, а как к патриотам, ставшим, правда, на ложный путь, но вдохновленным желанием спасти Родину. Государь слушал внимательно, сказал даже комплимент по поводу красноречия великого князя и возразил лишь, что никому, ни мужику, ни великому князю не дано права убивать. С этим спорить было невозможно. Прощаясь, Государь обещал быть милостивым при выборе наказания.
Великий князь старался воздействовать и на министра юстиции, и на Трепова, но Трепов был бессилен, Добровольский сам считал, что дело надо прекратить. Наши законы не предусматривали суда над членом династии. Чтобы поставить великого князя Дмитрия Павловича на одинаковый уровень с другими обвиняемыми, его надо лишить прерогатив династии. Уже одно это вызовет скандал. А сам суд – новый скандал. Здравый смысл требует прекращения дела». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Мн.: «Хорвест», 2004. С. 434–435)
Великий князь Александр Михайлович позднее вспоминал об этом событии:
«Я молил Бога, чтобы Ники встретил меня сурово.
Меня ожидало разочарование. Он обнял меня и стал со мною разговаривать с преувеличенной добротой. Он меня знал слишком хорошо, чтобы понимать, что все мои симпатии были на его стороне, и только мой долг отца по отношению к Ирине заставил меня приехать в Царское Село.
Я произнес защитительную, полную убеждения речь. Я просил Государя не смотреть на Феликса и Дмитрия Павловича как на обыкновенных убийц, а как на патриотов, пошедших по ложному пути и вдохновленных желанием спасти родину.
– Ты очень хорошо говоришь, – сказал Государь, помолчав, – но ведь ты согласишься с тем, что никто – будь он великий князь или же простой мужик – не имеет права убивать.
Он попал в точку. Ники, конечно, не обладал таким блестящим даром слова, как некоторые из его родственников, но в основах правосудия разбирался твердо.
Когда мы прощались, он дал мне обещание быть милостивым в выборе наказания для двух виновных. Произошло, однако, так, что их совершенно не наказали. Дмитрия Павловича сослали на персидский фронт в распоряжение генерала Баратова, Феликсу же было предписано выехать в его уютное имение в Курской губернии. На следующий день я выехал в Киев с Феликсом и Ириной, которая, узнав о происшедшем, приехала в Петербург из Крыма. Находясь в их вагоне, я узнал во всех подробностях кошмарные обстоятельства убийства. Я хотел тогда, как желаю этого и теперь, чтобы Феликс раскаялся бы в своем поступке и понял, что никакие громкие слова, никакое одобрение толпы не могут оправдать в глазах истого христианина этого преступления». (Вел. кн. Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 219–220)
В одиннадцать часов вечера приехал градоначальник и доложил, что поезд великого князя отойдет в два часа ночи.
Мне тоже было приказано покинуть Петербург, и местом ссылки назначено было наше имение «Ракитное» в Курской губернии.
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:
«Все говорило за прекращение дела, а главное – просьба императрицы-матери. И 23 декабря Государь телеграфировал императрице Марии Федоровне: “Благодарю за телеграмму. Дело будет прекращено. Целую. Ники”.
