Михаил Пыляев - Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы
Долгоруков, чтобы не попасться на глаза великому князю, проживал в какой-то нежилой комнате дворца, выходил гулять только по ночам и питался чуть ли не одним печеным картофелем. Этот спектакль утвердил вполне славу хорошего актера за Долгоруким. В награду за спектакль ему хотели подарить золотые часы, но ему выпала еще лучшая награда: он жил в Гатчине еще три дня, обедая и ужиная за столом великого князя; с этого времени начинается его личное знакомство с великим князем, и в это же время он познакомился со своею будущей женой Смирной, играя с нею в придворных спектаклях.
Жена его многим была обязана своему несчастью; отец ее был казнен Пугачевым. Мать с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми осталась в самом бедственном положении. В одно из путешествий Екатерины она нашла случай подать ей просьбу об определении детей в учебные заведения. Первая супруга Павла, княгиня Наталья Алексеевна, взяла четырехлетнюю дочь ее под свое покровительство, поместила в Смольный монастырь и затем по окончании взяла себе во фрейлины. Смирная и жила во дворце. Свадьба ее с Долгоруковым была отпразднована великолепно при дворце.
Как о самой свадьбе, так и об этом времени Долгоруков воспел в стихах под заглавием «Везет».
Везло и мне…
Везло, когда в дворянску шайку
Попал театрить во дворце!..
Ходил за стол к его обеду;
И на вечернюю беседу
Дверей никто не затворял!
А как женился я, то, право,
Такой был бал, огонь, забава,
Каких я вечно не давал!
Князь Долгоруков был женат два раза, второй раз на вдове Пожарской, урожденной Безобразовой; обе его жены были красавицы и очень его любили, несмотря на то, что он был очень некрасив или, вернее, даже безобразен. Долгоруков это знал и чувствовал, и очень мило над собою подшучивал, говоря: «Мать-натура для меня была злою мачехой, оттого у меня и была такая скверная фигура, а на нижнюю губу материала она не пожалела и уж такую мне благодатную губу скроила, что из нее и две могли бы выйти, и те не маленькие, а очень изрядные».
Князь также очень мало обращал внимания на свой туалет и был очень неряшлив в домашнем быту и с короткими своими. Его современница Е. П. Янькова рассказывает: «Несмотря на свою неприглядность, князь заставлял забывать в разговоре, что некрасив собой; бывало, слушаешь его умные речи и замысловатые шутки, а каков он из себя – об этом и позабудешь».
Преосвященный Августин отзывался о нем, как о человеке большого ума. «Князь, – говорил он, – вельми умен, но не вельми благоразумен». А. Т. Болотов говорит о нем, что он на проказы был большой ходок и в бытность пензенским вицегубернатором в провиантских делах и подрядах так напакостил, что на все государство был разруган от Сената. Та же Янькова говорит про него, что он – человек честный и хороший, в дружбе очень преданный, он все имел, чтоб сделать себе карьеру, и при этом, как сам говаривал, «никогда не мог выбиться из давки».
Он всю жизнь свою провел под тяжелым гнетом долгов и врагов. Это потому, быть может, что он был великий мастер на всякие приятные, но ненужные дела, а как только представлялось какое-нибудь дело важное и нужное, точно у него делалось какое затмение ума: он принимался хлопотать и усердно хлопотал – и все портил, и много раз совершенно бы погиб, если бы влиятельные друзья и сильные помощники не выручали его из беды!
П. Верещагин. Новая площадь в Китай-городе
Долгоруков место вице-губернатора получил довольно отважно; он адресовал на имя императрицы письмо, в собственные руки, в котором говорил, что желал бы трудиться и быть полезным. Ответом было назначение его вице-губернатором.
О своей службе в Пензе он говорит, что тогда он еще любил службу страстно, «в восхищении юного человека, который на все смотрит с желанием – образовать свет и сделать лучшим; я писал не приказным слогом, и не авторским, а вдохновенным самой природою, т. е. так, как я думал и чувствовал».
Возвращаясь к характеристике князя И. М. Долгорукова, мы видим, что в Пензе он прослужил до самой кончины Екатерины II. Довольный своей судьбою, здесь он написал «Камин в Пензе». Это произведение имело большой успех, было переведено на французский язык, и даже Делиль просил прислать ему в Париж этот перевод. В Пензе князь испытал много неприятностей. Так, его даже «в клоб с подпиской не пускали».
Живя в этом городе, князь любил по вечерам поиграть в карты без чинов, со всяким даже разночинцем, по этому случаю он говорит:
«Везде выказывать свой чин., по-моему, есть самое низкое свойство; я любил в своем месте быть настоящим председателем, а дома или в гостях – человеком лет в тридцать, резвым и веселым. Что за польза государю и отечеству в принужденной измене наших нравов, когда они в настоящем виде не ведут к развращению нравов».
На этот случай князь написал комедию в стихах: «Дурылом, или Выбор в старшины». Главное лицо в ней был владимирский оригинал Дуров, кроме его еще три лица списаны с натуры; прочие характеры вымышлены. При восшествии на престол императора Павла он был отставлен от дел, но вскоре опять получил место в Москве; здесь он продолжал службу до восшествия на престол императора Александра I.
В 1802 году князь получил место владимирского губернатора; здесь Долгоруков выстроил здание для сохранения ботика и остатков дома Петра I и богадельню для матросов-инвалидов, и открыл в 1805 году Владимирскую губернскую гимназию.
После этого он был избран в почетные члены Московского университета; он надел университетский мундир с чувством благородной гордости.
«Этот кафтан, – пишет он в своих записках, – который я поистине могу назвать благоприобретенным, будет во всю жизнь мою лучшим моим нарядом. Ни клевета, ни зависть его с меня не снимут!»
Про эксцентричный характер Долгорукова много рассказывал М. Дмитриев – последний говорит, что он дурачился до безумия. Бывало, придет к нему и скачет по стульям, по столам, так и уйдешь от него, не добившись слова благоразумного. Любил хорошо есть и кормить; как скоро заведутся деньги, то задавал обеды и банкеты. Долгоруков, как добавляет Дмитриев, весьма странно одевался и ходил по улицам в одежде полуполковой и полуактерской, из платья игранных им ролей.
В 1812 году он получил отставку от службы – этот тяжелый год был во всех отношениях черным годом для Долгорукова; он выехал из Москвы 31 августа, за два дня до вступления неприятеля; родовой дом уцелел от пожара – спас его лакей Лаврентий, «препьяный человек», как его характеризует князь. Он остался в доме самовольно.
