Карл Маннергейм - Карл Густав Маннергейм. Мемуары
Уже 29 августа части 4-го армейского корпуса вошли в Выборг. В тот день над старой выборгской крепостью вновь взвился флаг, который был спущен 13 марта 1940 года. Момент освобождения, с большим нетерпением ожидавшийся всем народом, настал, и радость и гордость по поводу освобождения столицы Карелии были огромны. Настроение омрачали лишь те систематические разрушения, которые противник учинял как в самом городе, так и в его окрестностях.
31 августа отдельные подразделения 4-го армейского корпуса вышли в Ваммелсуу, расположенному на берегу Финского залива. В тот же день полковник Паяри храбрым броском ворвался в деревню Майнила, известную событиями начала Зимней войны, деревню, на проходящей через которую столетней границе мы могли бы стоять нейтральными соседями, а не ненавистными врагами, если бы только захотел Советский Союз. 2 сентября был захвачен посёлок Койвисто, а на остальной части острова русские продолжали сопротивляться нашим атакам ещё в течение двух месяцев.
Во время наступления меня терзала мысль о том, что противник, возможно, вмешается в бои за Выборг свежими силами, перебросив их с восточной части Карельского перешейка. Близость Ленинграда могла вызвать энергичные контрмероприятия, для которых дорожная сеть на этом направлении предоставила бы большое преимущество. Поэтому было необходимо одновременно с битвой за Выборг разбить силы противника на восточной части перешейка. Эту задачу поручили двум дивизиям левого фланга 2-го армейского корпуса, преобразовав их в 1-й армейский корпус. 24 августа им в жестоких боях удалось оттеснить противника за старую государственную границу, на которую они и вышли 2 сентября.
В результате наступательной операции, длившейся целый месяц, был возвращён Финляндии Карельский перешеек. Были разбиты пять дивизий противника, захвачено большое количество пленных и много ценного оборудования. После этого операции на перешейке превратились в затяжную позиционную войну, завершившуюся спустя три года.
Когда была достигнута государственная граница, я в приказе объявил войскам благодарность, подчеркнув одновременно, что нам предстоит затратить ещё много сил и пока не время менять винтовку на плуг. Такое наставление было к месту, ибо в обществе нашла широкое распространение точка зрения, будто бы война уже почти закончилась.
В момент самых жестоких боёв на Карельском перешейке я получил от начальника генштаба вооружённых сил Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля письмо, в котором он предлагал, чтобы финская армия пошла в наступление на Ленинград с севера одновременно с наступлением немецких войск с юга. В письме также говорилось, что финским войскам следовало бы перейти в наступление на востоке Ладожского озера и форсировать реку Свирь с целью соединения с немцами, сражающимися на направлении Тихвина, но для обороны юго-востока Ладоги надо оставить мощную манёвренную часть.
Когда по моей просьбе президент республики прибыл в Ставку, я доложил ему об обращении военного руководства Германии, повторив, что принял на себя обязанности главнокомандующего с тем условием, что мы не предпримем наступления на Ленинград. Я также подчеркнул, что, по моему мнению, форсировать Свирь едва ли в интересах страны.
Президент Рюти согласился со мной, и я 28 августа отправил отрицательный ответ генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Что касается форсирования Свири, то немцы удовлетворились этим ответом, однако продолжали ещё более настойчиво держаться за план нашего участия в наступлении на Ленинград. Поскольку я не мог выехать из Ставки для доклада президенту Рюти, я был вынужден попросить его приехать ко мне снова. Результатом переговоров с ним и на этот раз явилось письмо с отрицательным ответом, датированное 31 августа.
В тот же день армейские корпуса, действовавшие на Карельском перешейке, получили приказ не переходить оборонительной линии русских, которая проходила южнее старой государственной границы. Сама граница не стала окончательным рубежом нашего наступления по той причине, что для обороны больше была пригодна линия, которая была короче извилистой государственной границы.
Однако вопрос о наступлении на Ленинград не был снят с повестки дня. Спустя некоторое время, 4 сентября, ко мне прибыл из Ставки германских вооружённых сил самый доверенный человек генерал-фельдмаршала Кейтеля — генерал Йодль, которому было поручено убедить меня в том, что Финляндия обязана принять участие в этой попытке. Я твёрдо придерживался своей точки зрения, и генерал Йодль, которому явно были даны строгие инструкции, не сдержавшись, воскликнул:
— Да сделайте хотя бы что-нибудь для демонстрации доброй воли!
Чтобы наши отношения с немцами не стали ещё более напряжёнными и чтобы достичь, по возможности, положительного решения на проходивших в этот момент переговорах о поставке из Германии в Финляндию 15000 тонн зерна, я, вопреки своему желанию, согласился продумать вопрос о наступлении на Чёрную речку, находившуюся перед правым флангом наших войск. Однако и этот план не был осуществлён.
Вопрос о том, следует ли переходить старую линию государственной границы, возможно, вызвал оживлённый обмен мнениями в правительственных кругах и в парламенте. Мне рассказывали, что министр финансов Таннер резко выступил против этой идеи. Я же, со своей стороны, не смотрел на эту проблему под таким острым углом, который, ко всему прочему, казался мне слишком формальным. Тот факт, что мир был нарушен, давал нам право продвинуться и дальше государственной границы и занять там позиции, если того потребует военная обстановка. Сопротивляясь участию наших войск в наступлении на Ленинград, я исходил прежде всего из политических соображений, которые, по моему мнению, были весомее военных. Постоянным обоснованием русских при нарушении границы Финляндии являлось утверждение, что независимая Финляндия якобы представляет собой угрозу второй столице Советского Союза. Поэтому нам разумнее было не давать противнику в руки оружия в этом спорном вопросе, который даже по окончании войны не был бы снят с повестки дня.
Что же касается перенесения военных действий в Восточную Карелию, то здесь ситуация была иная. Там мы не угрожали ни Ленинграду, ни Мурманской магистрали, как впоследствии и выяснилось. Захват Восточной Карелии нужен был для того, чтобы не дать противнику с построенных здесь опорных баз перенести войну на территорию Финляндии.
Как уже говорилось выше, план немцев нанести через Петсамо и Салла решающий удар по мурманской магистрали, столь важной для связи между СССР и его союзниками, потерпел крах. Поскольку усилить войска оказалось невозможным, военное руководство Германии решило здесь перейти к обороне. 2 августа до моего сведения был доведён приказ немцев, в котором ясно было сказано, что Гитлер решил отказаться от запланированного ранее наступления на Кандалакшу. Одновременно в приказе говорилось, что всё же от мысли перерезать мурманскую магистраль не отказываются и что приказ касается лишь избранного первоначального направления. Немцы сейчас предложили 3-й армейский корпус, поддержанный немецкими войсками, направить на магистраль через Лоухи. Если же это окажется невозможным, то имеющиеся в распоряжении германские войска можно бы было перебросить южнее для усиления Карельской армии.