Николай Молчанов - Генерал де Голль
4 ноября радио и телевидение передают его речь. А в ней содержится нечто весьма новое, хотя это всего лишь слова. Но слова всегда служат де Голлю важнейшим орудием политического действия. Он впервые произносит термин «Алжирская республика», которая «будет существовать однажды». Комментаторы расценивают это заявление как обещание формального признания де-факто Временного правительства Алжирской республики. Итак, новая сенсация, вызывающая удовлетворение одних и ярость других. Среди последних и его премьер-министр Мишель Дебрэ, который бурно протестует: «Но ведь это абсолютно не соответствует тексту, который я читал!» С обезоруживающей искренностью генерал отвечает: «Это правда. Я не хотел говорить об Алжирской республике. Верно. Но я это сказал. В конце концов лучше сделать так, поскольку все равно это кончится именно так».
В ноябре 1960 года генерал приступает к подготовке новых акций в алжирской политике. Создается пост государственного министра по алжирским делам, подчиненного непосредственно президенту. На этот пост назначается Луи Жокс, соратник де Голля времен войны, опытный дипломат. Тем самым отстраняются от алжирских дел члены правительства, которые, несмотря на личную преданность генералу, все еще не могли отрешиться от своей слабости к «французскому Алжиру».
14 ноября де Голль объявил на заседании Совета министров свое решение вынести алжирский вопрос на референдум, который назначен на 8 января 1961 года. Намереваясь приступить, наконец, к более решительным действиям, он хочет заручиться новым выражением доверия Франции и заодно упрочить свои личные позиции.
Как раз в эти дни Шарлю де Голлю исполняется 70 лет. Он принимает поздравления с мрачным раздражением: «Вам приятно видеть меня постаревшим?» Но это не просто его обычный пессимистический тон в отношении самого себя. Генерал чувствует упадок своих сил и ухудшение здоровья. От него слышат: «Моя жизнь угасает». Он вспоминает прошлое, времена «Свободной Франции»: «То, что я делал в Лондоне, воодушевляло меня. А сейчас…» Де Голль пытается сохранить внешний облик «человека 18 июня» и, появляясь публично, не носит очков. Но он не видит черт собеседника, перед ним только тени. Примерно в это время он, принимая премьера Республики Конго аббата Юльбера Юлу, одетого в сутану, обратился к нему: «Мадам…» Генерал с горечью рассказывал об этом эпизоде, о том, как ему неприятно быть воплощением физического упадка. И тут же сила характера берет верх, и он заявляет: «В жизни человека, как и в жизни нации, бывают часы безнадежности. Но волевой человек не может поддаваться отчаянию».
События снова потребуют от него вскоре большой выдержки и самообладания. В начале декабря де Голль отправляется в поездку (на этот раз последнюю) по Алжиру. Он намеревался подготовить армию, администрацию к предстоящему самоопределению страны. Положение там оставалось напряженным, европейское население волновалось и присутствие президента должно было успокоить страсти. Разве не сумел он в июне 1958 года одним своим появлением потушить мятеж? Тогда алжирские французы встречали его восторженными овациями. Сейчас те же самые люди готовили ему совсем другую встречу. В Алжир специально прибыли из Испании агенты генерала Салана, чтобы организовать демонстрацию, а если удастся, то и новый мятеж. Предлагали даже убить де Голля во время беспорядков, поставить у власти генерала Салана и тем самым обеспечить торжество дела «французского Алжира». Накануне приезда генерала объявляется всеобщая забастовка, «ультра» призывают население на демонстрации. В листовках, напечатанных специально для этого случая, говорилось: «Скажите „нет“ де Голлю!» или: «Настал решающий момент, завтра будет слишком поздно». 9 декабря. де Голля встретили огромные толпы. Вели они себя совершенно иначе, чем во время его прежних визитов. Европейцы выражали откровенную враждебность и выкрикивали лозунги: «Алжир французский!», «Спасите Алжир!» Но арабы, которые тоже вышли встречать генерала, кричали: «Да здравствует де Голль!», «Алжир алжирский!» Впервые коренные жители страны выражали открыто свои стремления.
Де Голль держался как обычно, то есть внешне очень хладнокровно, скрывая свое возмущение поведением соотечественников. Он часто входил прямо в толпу и пожимал людям руки, как будто не слыша враждебных криков французов. Обстановка была крайне напряженной. На другой день демонстрации возобновились. Мусульмане вышли на улицы с бело-зелеными флагами Алжирской республики и с лозунгами «Да здравствует ФЛН!» Начались столкновения, загремели выстрелы. «Активисты» нападали на мусульман, повсюду возникали уличные схватки. Парашютисты открывали огонь по толпам арабов. Сотни убитых, тысячи раненых остались на улицах. Де Голль на вертолете пролегал над Ораном и Алжиром и видел все. Он не терял присутствия духа и даже испытывал какое-то мрачное удовлетворение. Как могут люди после этого отвергать его политику самоопределения?
«Ультра» затеяли кровавые столкновения, чтобы парализовать политику здравого смысла. И снова они достигли противоположных результатов. Де Голль пришел к выводу, что недопустима дальнейшая оттяжка переговоров, но, конечно, на максимально выгодных для Франции условиях. В таком духе и проводился референдум в январе. Избирателям предлагалось одобрить не просто самоопределение, но и организацию местной власти в Алжире вплоть до его осуществления. Де Голль еще надеялся создать какую-то алжирскую власть, кроме ФЛН. Во всяком случае, это могло быть средством давления, вернее шантажа ФЛН на предстоящих переговорах. На референдуме 75 процентов голосовавших ответили де Голлю «да». Хотя число голосов уменьшилось по сравнению с 1958 годом, он получил новое выражение доверия.
Между тем 15 января лидеры ФЛН дали знать через швейцарское правительство, что их люди готовы к предварительной секретной встрече с французским представителем, который имел бы личные полномочия де Голля. Генерал поручил это дело Жоржу Помпиду, в то время директору банка Ротшильда. Он взял в банке отпуск «для занятий зимним спортом» и 19 февраля отправился в Швейцарию, где в Люцерне встретился с алжирцами. Помпиду возвращался в Париж и снова уезжал «кататься на лыжах». 30 марта публикуется официальное коммюнике о том, что в Эвиане скоро начнутся официальные франко-алжирские переговоры. На другой день в маленьком пограничном курортном городке в Эвиане от взрыва пластиковой бомбы погиб его мэр Камилл Блан. По всей Франции начался «фестиваль» взрывов. Одна из бомб взорвалась в Бурбонском дворце.
Дело в том, что в той же Швейцарии в начале марта состоялся съезд военных и гражданских «ультра», учредивших «Секретную вооруженную организацию» (ОАС). Старый знак французских фашистов — Кельтский крест — стал ее символом. ОАС возглавил генерал Салан, избравший в качестве главного средства борьбы против мира в Алжире устройство многочисленных взрывов, что должно было ввергнуть Францию в панику, замешательство и политический хаос.
