Георгий Арбатов - Человек системы
Настоящей преградой беспределу чиновников могут быть лишь сильный и независимый парламент, крупные партии и свободные СМИ, настоящее гражданское общество, то есть все те, кого во имя усиления государства в последнее время ощутимо поприжали. Между тем демократический лидер, если он таковым является не на словах, а на деле, должен был бы как раз всемерно холить и лелеять эти молодые ростки демократии хотя бы как залог своего контроля над огромной бюрократической машиной.
Пока самое ощутимое, что сделал Путин за два прошедших года, – это вторая чеченская война, прибранные к рукам Дума и губернаторы, два закрытых независимых телеканала и усилившийся нажим на печать да еще «новая» советско-царистская государственная символика. С этим балансом триумфальное окончание первого срока президентства становится более чем сложным, особенно если хуже пойдут дела в экономике. Правда, в ней был сделан ряд правильных, хотя и половинчатых шагов, а во внешней политике после американской трагедии 11 сентября 2001 года достаточно решительно избран курс на сотрудничество с цивилизованным миром по вопросам международной безопасности.
Эта внутренняя противоречивость политики Путина делает ее весьма непредсказуемой, заставляет всех в России и за рубежом постоянно гадать: что тут тактика, а что стратегия? Ясно, однако, что сближение с Западом будет оставаться тактическим и поверхностным, пока эти противоречия не устранены и внутренняя политика не приведена в соответствие с внешней. Более того, стремясь к сотрудничеству с США, Западной Европой и Японией, но чувствуя свою уязвимость для критики по внутренним делам, Путин подчас идет гораздо дальше в односторонних внешнеполитических уступках, чем нужно было бы, если бы на внутреннем демократическом фронте все обстояло хорошо. Ясно и то, что рано или поздно президенту придется делать выбор, и чем позже – тем это будет труднее.
Ну а нельзя ли кроме этих общих рассуждений сказать что-нибудь более конкретное? Что же, попытаюсь быть несколько конкретнее, исходя как из того, что больше всего нужно обществу, стране, так и из того, чего можно в обозримом будущем достигнуть с учетом личных качеств и свойств самого президента.
Я далек от того, чтобы давать советы правительству. Не собираюсь давать их и президенту Путину, если только он сам достаточно ясно не проявит в этом заинтересованность. Тем не менее я рискнул бы предположить, что из всего множества проблем, стоящих перед страной, начать ему следовало бы с серьезных усилий по обузданию коррупции, преступности и казнокрадства.
Почему мне кажется, что начать следовало бы именно с этой проблемы? Первая причина, пожалуй, в том, что сам президент из всего обилия существующих проблем больше к этому подготовлен в силу хотя бы своего профессионального чекистского прошлого (подготовлен, во всяком случае, лучше, чем к решению экономических, социальных и культурных проблем). Во-вторых, борьба с преступностью – действительно приоритетная проблема. От этого зла страдают экономика, социальные отношения, воспитание молодежи. В-третьих, это проблема, задевающая каждого гражданина. И успехи в борьбе с преступностью и коррупцией, мало того что они будут видны населению, наверное, окажутся среди самых популярных достижений руководства, уменьшат общественные настроения цинизма, недоверия к власти и апатии. И наконец, еще одно: без подавления коррупции любое усиление «вертикали власти» и расширение полномочий государства повлекут лишь еще большее казнокрадство, произвол, беспорядок и бессилие в решении реальных проблем общества – будь то Чечня или улучшение коммунального хозяйства.
Проблем, как уже отмечалось, множество, и для решения их во многих сферах жизни общества требуются далекоидущие реформы. Военная и судебная реформы, реформа деятельности средств массовой информации, образования, словом, сумма реформ, которая поможет нам создать гражданское общество демократическое и эффективное.
Мне кажется, руководству следовало бы не импровизировать в закрытом узком кругу высших чиновников, а создать группы высококвалифицированных и безупречно честных людей для выработки программ каждой из реформ. Эти программы должны быть прозрачными и ясными обществу. Только тогда они превратятся в большую политику, без которой нам не добиться возрождения и процветания России. И наконец, одну, наиболее квалифицированную, творческую программу, возможно, следовало бы создать для решения общих и наименее ясных для населения проблем: о наших целях, о том, куда мы хотим вести страну и какой хотим ее видеть через десять – двадцать – тридцать лет. Общая ориентация необходима для сплочения народа, для пробуждения его творческой энергии и сознания.
Есть ли у В.В. Путина такие возможности? Безусловно есть, хотя никто, кроме него самого, не может дать гарантии, что эти возможности будут должным образом использованы. Во всяком случае, такие возможности могут появиться, когда и если он окончательно освободится от уз «семьи» и ближайших сподвижников своего предшественника, наберется больше опыта и соберет вокруг себя более способных людей – не обязательно из Санкт-Петербурга и не обязательно очень молодых и имеющих стаж работы в силовых структурах.
И в заключение еще один момент. В последние годы перед глазами миллионов россиян сменились несколько руководителей, и обычно ситуация была такой: встречали их с надеждой и сразу давали высокий рейтинг. Потом рейтинг и надежды все больше падали, достигая, как правило, очень низкого уровня. Почему бы нынешнему президенту не изменить эту динамику: получив высокий начальный рейтинг и большие надежды, устремить все силы на то, чтобы теперь их приумножить, достигнув самых больших успехов именно к концу правления нынешней команды?
Это исключительно трудная задача. Но положение страны, пережившей крушение мощнейшей в истории тоталитарной системы и гигантской империи, не предполагает легких решений и простых ответов. Впрочем, разве были они когда-нибудь в нашей истории вообще?
Примечания
1
Один из них, так сказать, мой «подельник» – проходивший по одному со мной партийному делу Борис Манойлович Афанасьев, болгарский революционер и советский разведчик, изгнанный в 1948 году из разведки и потому оказавшийся в издательстве. Когда умер Сталин, его пригласили на прежнюю работу. Он вскоре, правда, вышел в отставку и еще много лет – вплоть до смерти – работал заместителем редактора журнала «Советская литература». В 1954 году он мне рассказал, что по своей короткой «второй» работе в КГБ достоверно знает: в начале 1953 года были получены предписания увеличить в связи с предстоящим «наплывом» заключенных «емкость» тюрем и лагерей и подготовить для перевозки заключенных дополнительное количество подвижного железно дорожного состава. По его же словам, разрешение бить и пытать подследственных, после 1937 года в течение многих лет остававшееся в основном «монополией» центра, было снова дано всем. Словом, в последние месяцы жизни Сталина карательный аппарат готовился к новой волне массовых репрессий.
