Георгий Мелихов - Белый Харбин: Середина 20-х
Я рад, что вы собрались здесь, и, не будучи в состоянии долее руководить вами, я могу поблагодарить вас за ту колоссальную работу, которую мы вместе с вами произвели. Перед тем как мне приехать сюда, я наметил план работы и должен сознаться, что с вами мне удалось осуществить его гораздо легче, чем я думал. Мы работали с вами в самый острый период после тяжкой войны и революции, в период партийной, политической борьбы, и я с гордостью могу сказать, что мы в целости донесли достояние России и Китая до сегодняшнего дня. Мы сберегли то богатство, которое приобретено великим соглашением графа Витте с Ли Хунчжаном, и Китайская дорога по заключению всех специалистов является далеко не худшим звеном Великого Сибирского пути. Но самой главной ценностью Китайской дороги является ее личный состав. Когда я принимал дорогу, я потребовал, чтобы мне было положено на стол 3 миллиона и заключен 20-миллионный заем. Однако ни копейки дано не было.
И все же свыше 20 тысяч служащих и рабочих имели на дороге свой кусок хлеба. Вы знаете, какое количество самых разнообразных учреждений содержалось за счет Китайской дороги. Во всей той работе, которая сделана, в вашем лице я видел честных и энергичных сотрудников. Может быть, за время нашей совместной работы и были некоторые несправедливые требования, особенно в начале, но вы сами понимаете, что чрезвычайные обстоятельства влекут за собой и чрезвычайные меры. Я сам поражался той выносливостью, с какой вы несли эту работу, выполняя все мои требования.
Вы служили не мне, а вашим родинам России и Китаю, и горжусь, что в этом деле служения России я был во главе вас. При моих переговорах с местными представителями советской власти, теперь уж это дело прошлого, я всегда указывал им на ваши заслуги и просил беречь личный состав Китайской дороги как главное ее богатство.
Сегодня я расстаюсь с вами. Кто знает, быть может, судьба еще столкнет нас. И где бы и когда бы это ни произошло, я буду рад отнестись ккаждому из вас от мала до велика, как кдругу, и в трудную минуту протянуть руку дружеской помощи. Теперь такой же плодотворной работы от вас ожидает новая Россия. Передавая ей вас, я передаю ей то, что ей так необходимо.
Желаю вам полного успеха в работе и благополучия в жизни. Большое, большое спасибо!"
При этих словах Б. В. Остроумов несколько раз отвесил глубокий поклон. Все присутствующие ответили ему аплодисментами".
Теперь продолжение этой истории.
Остроумов уже завершал свою речь, когда к нему подошли и встали около него несколько китайских полицейских чинов Сыскного отделения. Управляющий предложил им пройти в его кабинет, а сам продолжил выступление. Полицейскими в кабинет был приглашен находившийся тут же Гондатти. Ему предложили пройти через кабинет Оффенберга вниз, в свой кабинет. Там его ожидали еще двое полицейских, которые сразу же объявили ему:
— Вы арестованы!
После этого в автомобиле Николай Львович был отвезен в сыскное отделение.
Когда в кабинет вернулся Остроумов, ему также предложили проехать в полицейское управление. Он подчинился и, под аплодисменты сослуживцев, направился к автомобилю. Доставленный в управление, Остроумов был сначала помещен в приемной его начальника ген. Ван Литана. Здесь к нему приехала дочь — Ольга Борисовна и привезла обед. Вторично, на этот раз вместе с матерью, они еще раз приехали вечером и доставили Борису Васильевичу необходимые вещи.
Затем арестованного перевели в отдельную комнату бывшего Первого отделения управления. Сюда же, но в другую комнату, был помещен и Гондатти. Отношение к арестованным со стороны китайских властей было внимательным и предупредительным. Комнаты, отведенные для них, были срочно обмебелированы. Специально для них из магазина Чурина были доставлены две кровати с матрасами, зеркала, ковры. Для обслуживания узников был затребован повар из ресторана "Пекин". Был обеспечен полный комфорт, однако сообщение с внешним миром было запрещено.
Так, видимо, местные китайские власти представляли себе осуществление приказа Чжан Цзолиня из Мукдена: "Наложить на г.г. Остроумова и Гондатти до выяснения положения дел домашний арест". Безусловно, этот вынужденный с китайской стороны шаг был сделан по требованию советских представителей на переговорах — в первую очередь Карахана. Несколько позднее Чжан Цзолинь прямо заявил, что этот арест был произведен в силу давления со стороны советского дипломата, а не по инициативе китайских властей (Заря, 31 декабря 1924 г., № 297).
Одновременно китайские власти ввели в Харбине военное положение, специально объявив, однако, что это сделано якобы отнюдь не в связи с происходящими событиями.
В тот же день, 3 октября, в помещении американского консульства в Харбине состоялось экстренное совещание консулов в связи с последними событиями. На запрос из "Зари" о результатах совещания в консульстве ответили, что в нем приняли участие представители 4 держав — Франции, Японии, США и Англии. Обсуждался главным образом вопрос об аресте китайскими властями инженера Остроумова и Гондатти. В результате обмена мнениями и своего решения участники обратились к ген. Чжу Цинлану с просьбой оказать содействие и освободить арестованных. Ген. Чжу обещал сейчас же переговорить об этом по прямому проводу с Мукденом и получить его разрешение. В свою очередь, главноначальствующий заявил, что запрос сделан в срочном порядке и ответ нужно ожидать к ночи.
Тем временем советская сторона не допускала никаких промедлений. Новые советские управленцы ходили по зданию Правления и выбирали себе кабинеты по своему вкусу. Над зданиями Правления и Управления дороги были подняты новые флаги КВЖД: на месте квадрата с национальными цветами императорской России у верхней части древка теперь было красное поле с золотым серпом и молотом.
5 октября в 12 час. дня в здании советского Генерального консульства, открывшегося в Харбине, состоялась торжественная церемония поднятия государственного флага СССР.
Иностранные консулы — перед лицом возвращения СССР на Китайскую дорогу и открытия в Харбине советского Генконсульства — изменили свою позицию. Они стали заявлять, что ничего противозаконного в арестах они не находят, что китайские власти осуществили свои законные судебные права, предъявив арестованным обвинения в порядке следствия.
В Сыскном отделении репортеру удалось обменяться несколькими фразами с Н. Л. Гондатти. На вопрос о том, известны ли последнему причины ареста и продолжительность его, Николай Львович ответил:
— Мне ничего не объяснили, и я не знаю ни причин задержания, ни как долго продолжится арест. Что делать — пусть подержат, мне не привыкать к арестам. За время революции я девять раз арестовывался, — с улыбкой добавил он, прощаясь.
