Евгений Евтушенко - Волчий паспорт
…При встрече с французским певцом Азнавуром он сетует на отсутствие в нашей стране «свободы творчества»: «К сожалению, Чехов, Достоевский, Гоголь больше говорят правды про сегодняшнюю Россию, чем мы, нынешние русские писатели…»
Известно, что Евтушенко ознакомил болгарского поэта С. Цанева с неофициально распространяемым письмом Раскольникова Сталину.
«Хочется написать хорошие стихи. Единственная премия мне нужна — это ездить куда и когда захочу». При этом он утверждает, что «никогда в жизни» не согласился бы жить за границей. Следует отметить весьма болезненную реакцию Евтушенко на факты, дающие ему основание предполагать, что его ограничивают в публичных выступлениях. Так, с возмущением он рассказал скульптору Э. Неизвестному о том, что, когда его пригласили выступать на вечере у космонавтов, он прибыл для этого из дома отдыха на озере Сенеж, но в выступлении ему было отказано. «У меня все закружилось в глазах. Я выбежал опрометью, схватил пальто, шапку, бросился в дверь. Когда я оттуда рулил, на спидометре было 120 км. Как я не разбился, было чудом…» — заключил свой рассказ Евтушенко.
После возвращения из поездки в Сибирь, где он выступал с отрывка-
ми своей новой поэмы о Братской ГЭС, Евтушенко следующим образом рассказал об оказанном ему приеме в Братске: «Клуб вмещает около 900 человек, а в зале было около двух тысяч… Это было невероятное зрелище. Во всех проходах стояли. Женщины пришли с детьми. Все фойе было заполнено народом. Динамики вынесли на улицу. Там стояла тысячная толпа и слушала. Принимали потрясающе!..» Резюмируя итоги своей поездки, Евтушенко заявил: «Я получил невероятную народную поддержку».
Председатель КГБ В.Семичастный. Письмо в ЦК КПСС от 6 июля 1964 г. Секретно. № 1584-с.
Из архива ЦК КПСС
Курортный бог (пародия)
Я шел по пляжу и с упорством тихого сумасшедшего вполголоса читал свои стихи. Ко мне подошла старушка в трусиках.
— Вам плохо? — спросила она.
— Нет, ничего… — ответил я. — Просто я очень люблю людей.
Нельзя же было рассказывать о том, как я люблю тебя. Твой муж -
бывший боксер, — …преследовал нас. Он бил тебя в подбородок, а я дожевывал в это время пирожное…
Девочка лет семи с сердобольными сердоликовыми глазами подошла ко мне.
— Я люблю тебя, — сказала она. — И буду твоей женой
«Бог подаст», — хотел ответить я, но передумал и дал ей ириску Надо же сеять разумное, доброе, вечное!
— Ты далеко пойдешь, — крикнула она мне вдогонку. Но я это знал и сам.
А. Иванов.
«Московский комсомолец», 5 сентября 1964
Пожалуй, лучшие страницы в этой главе Детства были написаны Евгением Евтушенко. Очень зрима, очень вещна картина — и растерянный жених, которому на фронт, и тяжкие крики гостей, и сам этот герой — мальчишка с челочкой на лбу, который пляшет у стола и слышит ион своих подковок, и внутренне сжимается весь от мысли, что жених, перед которым он пляшет, погибнет.
Л. Аннинский. Ядро ореха. Критические очерки. ·
«Советский писатель», 1965
…Автор с явной симпатией рисует пустую прожигательницу жизни. В изображении Евтушенко она выглядит родной сестрой лещенковской Мурки, грязной распутницей. Но вот явился сказочный принц из Рыбного института, и оба они нашли в этом знакомстве счастье. Кажется, чему тут умиляться? А Евтушенко умиляется, и в этом умилении — суть стиха, который, таким образом, оборачивается поэтизацией гнилой морали всех этих мусек и мурок.
Ю. Верченко.
«Комсомольская правда», 1964
…Откуда это неверие в человеческие возможности, в лучшие качества человека, которые помогут ему победить? Неужели не замечают критики эти, что от разноса поэтов они переходят к такому разносу «мусек» и мнимых или действительных нигилистов, который по сути дела исключает, отнимает у них перспективу «выхода» из морального тупика, в котором они якобы оказались или, предположим, и впрямь очутились? И поэт вовсе не умиляется, глядя на них, даже не жалеет, ибо жалость унижает, а любит их…
Г. Маргвелашвили. Свет поэзии.
Тбилиси, изд-во «Литература да хеловнеба», 1965
Евтушенко разговаривает с историей, как с какой-нибудь поклонницей стихов на читательской конференции. Один из авторов в восторге от главки «Стенька Разин», туг сплошные восклицательные знаки: «Этого Стеньку забыть нельзя!», «Это зрело!» и проч. А чем восхищаться? Один выдавливает прыщ, другой прет, треща с гороху, девки под хмельком «шпарят рысью — в ляжках зуд». Автору кажется, что это хорошо, а это отвратительно…
М. Лобанов. Нахватанность пророчеств не сулит. — «День поэзии·, 1965
Но Евтушенко оказался на какое-то время «представителем» совсем не этой молодежи — покорителей целины и завоевателей космоса. Он стал «представлять» помыслы и чувства кучки сбившихся с пути, коленопреклоненных перед буржуазным Западом молодых людей, которые не прочь попользоваться славой «передовых» среди неопытной, политически неискушенной части молодежи.
В. Ковалев. Многообразие стилей в советской литературе.
М.-Л., «Наука». 1965
То начинают безудержно хвалить молодого способного человека, то начинают его бестактно одергивать, как это было с поэтом Евтушенко.
П. Егорычев. Первый секретарь МГК КПСС. Воспитание молодежи —
дело партийное.
«Коммунист», № 3, 1965
Односторонне и необъективно написана в Краткой Литературной Энциклопедии заметка о Евтушенко. Читаешь ее и поражаешься: как будто не было партийной критики ошибок поэта, как будто речь шла о каких-то совершенно незначительных неточностях в его творчестве. Евтушенко представлен как борец «против пережитков догматизма и бюрократического равнодушия к человеку», «против вредных последствий культа личности Сталина» — при этом в качестве единственного примера приведено слабое и путаное стихотворение «Наследники Сталина».
Ан. Дремов. Начало положено, а дальше?
«Октябрь», № 4, 1965
…если можно представить себе хрестоматию «Пушкин об искусстве», «Маяковский об искусстве», то представить себе хрестоматию «Фирсов
об искусстве» или «Евтушенко об искусстве» пока что решительно невозможно.
В. Турбин. А вот солнца! Солнца! Кому солнца!
«Молодая гвардия», Nb 4, 1965
Поэма размахивается, как фреска, соединяя события мировые и частные… Самые сильные куски, куски-прозрения, где история начинает волноваться и жить, — это главы о Стеньке Разине, об «Азбуке революции·, о «Бетоне социализма». И если глава «Бетон социализма» напоминает сме-ля ко вс кую «Первую любовь», то это Стенька, каким мы его еще не знали, каким его ещё не видел никто. Этого Стеньку забыть нельзя. «У нас у всех одна и та же есть болезнь души — поверхностность ей имя·. Болезнь эта пока ещё остается с ним. Это ошушение опасности, исходящей из самого себя, как невидимый сапер, идет впереди стихов Евтушенко. И пусть он пройдет через минные поля.
И. Золотусский. Поэт и поэма.,
«Литературная газета·, 12 июня 1965
…Прохиндей, у которого служила Нюшка… — разве он не сильней* шин аргумент египетской пирамиды о неизменности человеческой природы?
М. Юдалевич. Молодежь Алтая.
Барнаул, 25 июня 1965
Такова глава «Большевик», где трагедия 37-го года совершенно неправомерно связывается с проблемой «отцов» и «детей». По сути, сыновьям предлагается выбирать себе «отцов» либо «сидевших», либо «сажавших». Третьего выбора не дано. Такой подход к вопросу неверен в самой основе… Насквозь неверна концепция главы «Ярмарка в Симбирске». Пьяная баба, свалившаяся в грязь у кабака, ассоциируется у Евтушенко ни с чем иным, как с Россией. Ей в будущем, предвещает поэт, снова явится «мальчик», скажет праведное «Вставай!»…
С. Наровчатов. Пафос гражданственности в нашей поэзии.
«Коммунист», № 11, 1965
…приходит интерес к отстоявшемуся, попытка обобщить историю, а значит, снова должна возникнуть большая форма. В этом отношении симптоматично появление работы Е.Евтушенко «Братская ГЭС». В ней еще нет сквозного действия главных персонажей, как, впрочем, нет и самих персонажей. Евтушенко расправляется со своим талантом, как с кашей: он размазал свое произведение на четыре тысячи строк, которые не сплав-ливаются в монолитное единство, — распадаются на сборник стихотворений. Но в них уже прорезываются, как молочные зубы, эскизы отдельных характеров, написанных сочно и выпукло.
И. Сельвинский.
«Литературная газета», 22 июля 1965
В полемической увлеченности Илья Сельвинский назвал новую поэму Евтушенко «кашей». Но вряд ли это гастрономическое определение что-либо поясняет… На Братской ГЭС Евтушенко очутился не в результате случайного вояжа. Он там просто не мог не появиться. Туда его неумолимо влекли вопросы, взворошенные в начале его поэтической судьбы. Но и в «Станции Зима», путешествуя по миру, он путешествует по своей душе. И, может, не беда, а победа Евтушенко, что в новой поэме ответы оказались весомее тех вопросов, которые он задавал.
