Антон Короленков - Сулла
Сложнее с войной против германцев. Катулстарший, в сущности, негодяй, приписавший себе одному заслуги Суллы, — без него этот гореполководец не удержал бы строй при Верцеллах. Но его жизнь оборвалась при марианцах, да и сын Катула — преданнейший диктатору человек, а потому не стоит обо всем этом упоминать.[1430] Лучше отыграться на том же Марии. Он опять позавидовал успехам Суллы, и томуде пришлось уйти служить к благородному Катулу. На делето, конечно, Марий отправил его к нему сам, но тото и обидно — пришлось не биться при Аквах Секстиевых, а собирать провиант для обеих армий.
Хороши и дружки Мария. Публий Сульпиций — негодяй, открыто торговавший римским гражданством; Луций Цинна, за взятку в триста талантов выступивший с негодными законопроектами и перебивший множество знатных; Гай Фимбрия, умертвивший консула, а позднее, когда воины от него отвернулись, на коленях умолявший их о спасении.
Но главное — напомнить, что именно он, Сулла, избранник богов. Бывший диктатор не раз писал о божественных знамениях. Например, об огненном столбе, упершемся в небо под Лаверной во время Союзнической войны; о жертвоприношении под Тарентом, когда на печени жертвенного животного увидели очертания венка; о схватке двух козлов накануне битвы при Тифатской горе, чьи призраки затем унеслись в небо. Не забыл Сулла упомянуть и о снах — о явлении ему МаБеллоны во время похода на Рим в 88 году и о Марии, перед сражением при Сакрипорте предупреждавшем сына не давать в тот день бой. Написал он и о том, что дела, начатые им по вдохновению, удавались ему лучше, чем обдуманные. Взять хотя бы битву при Орхомене, когда он бросился в гущу врагов, стыдя воинов. Уцелел и победил. При Тифатской горе даже не успел построить войско, как воины устремились на врага. При Сакрипорте солдаты устали, промокли, а Сулла все же дал бой и выиграл. Как тут не поверить в покровительство богов? Может, он чтото забыл или преувеличил, но суть ясна.
Возможно, бывший диктатор рассуждал и не столь прямолинейно и цинично — кто прямо признает себя лжецом? Но в глубине души он не мог не понимать, что слишком часто отступает от истины. Однако Сулла не сомневался в своей правоте. В конце концов, его мемуары — тоже орудие, орудие борьбы с его врагами, а стало быть, и врагами Рима, которому он вернул мир и справедливость. А на войне иногда дозволена и хитрость. Отчего же ради благой цели к ней не прибегнуть и сейчас?
Сулла успел надиктовать 22 книги «Воспоминаний», которые, к слову сказать, посвятил верному Лукуллу (Плутарх. Сулла. 6.10; 37.1). Закончил он это делать за два дня до кончины и будто бы даже успел написать в мемуарах о ней. Ему приснился сын, умерший немного раньше Метеллы. «Дурно одетый, он, стоя у ложа, просил отца отрешиться от забот, уйти вместе с ним к матери, Метелле, жить вместе с ней в тишине и покое» (Плутарх. Сулла. 37. 1–3). (Любопытное признание того, что Сулла, несмотря на «отставку», жил отнюдь не в «покое»!) Правда, известно, что мемуары немного дописал вольноотпущенник, грамматик Луций Корнелий Эпикад (Светоний. О грамматиках и риторах. 12). Вряд ли он дополнил слишком много,[1431] но историю об этом сне, если она действительно содержалась в «Воспоминаниях», скорее всего, добавил именно он. Возможно, Эпикад упомянул также о том, что за десять дней до кончины Сулла написал законы для Путеол,[1432] недалеко от которых находилась его вилла, — там, по словам Плутарха, царила распря, и бывший диктатор, будучи патроном города,[1433] водворил там мир. Какой характер носила эта распря и какие именно законы написал Сулла, неизвестно — видимо, речь шла о порядке выборов должностных лиц.
Итак, дни Суллы были сочтены. Плутарх рассказывает о страшной болезни, поразившей бывшего диктатора. Тот «вначале и не подозревал, что внутренности его поражены язвами. От этого вся его плоть сгнила, превратившись во вшей, и хотя их обирали день и ночь… всетаки удалить удавалось лишь ничтожную часть вновь появлявшихся. Вся одежда Суллы, ванна, в которой он купался, вода, которой он умывал руки, вся его еда оказывались запакощены этой пагубой, этим неиссякаемым потоком — вот до чего дошло. По многу раз на дню погружался он в воду, обмывая и очищая свое тело. Но ничто не помогало. Справиться с перерождением изза быстроты его было невозможно, и тьма насекомых делала тщетными все средства и старания». Всему этому, указывает Плутарх, способствовало общение Суллы с мимами, шутами и кифаристами (Сулла. 36. 3–6; см. также: Плиний Старший. XI. 114; XXVI. 138; О знаменитых мужах. 75.12).
Рассказ Плутарха породил множество научных гипотез. И сейчас врачи подчас ошибаются в диагнозах, видя больного воочию и имея на вооружении современные технические средства, а уж что говорить о попытках установить, чем болел человек, живший две тысячи лет назад. Вспомнили о басне про земледельца и вшей, которую рассказывал Сулла после убийства Офеллы.[1434] У Суллы находят то чесотку, то фтириазис, то рак кожи. Вероятнее всего, он страдал лобковым педикулезом, ибо гнездящихся там вшей заметить труднее — ни цирюльник, ни банщик в паховую и подмышечную полости не наведываются.[1435] Но умер он явно не от этого, ибо от вшей или чесотки вообще умереть нельзя.[1436]
И еще одно любопытное наблюдение. Плутарх указывает, что от вшей умерли многие знаменитости: аргонавт Акает, поэт Алкман, богослов Ферекид, историк Каллисфен, из римлян — юрист Муций Сцевола, к которым писатель добавляет еще и вождя первого сицилийского восстания рабов Евна (Сулла. 36. 5–6).
Этот перечень весьма интересен. Откуда он взялся? Повидимому, из сочинений Аристотеля, хранившихся после вывоза из Афин в доме Суллы. Великий философ писал, что вши, рождающиеся в теле от избытка влаги, погубили Алкмана и Ферекида (История животных. V. 557а 3). Грамматик Эпикад просто не мог не посмотреть труды Стагирита и потому наверняка знал об этом его замечании. Будучи предан памяти покойного патрона, он решил придать его не слишком героической смерти более достойный характер. Недоброжелатели, естественно, могли сказать, что вши поразили Суллу изза неумеренного образа жизни, да и вообще это кара богов за совершенные злодеяния. В появившейся примерно в то время Септуагинте говорилось о гибели от вшей нечестивого селевкидского царя Антиоха Эпифана. О Сулле такие разговоры среди греков тоже ходили, и Эпикад, полемизируя с соотечественниками, поставил смерть патрона от столь экзотической болезни в ряд с кончиной других знаменитостей, так что умереть от вшей теперь становилось как бы и не «стыдно».[1437]
