Нина Демурова - Льюис Кэрролл
Они стали переписываться. Как-то Кэрролл попросил у Гертруды разрешения навестить ее. В один из своих приездов в Лондон он зашел к ней, но не застал дома — она была в Британском музее.
Наконец их встреча состоялась — 29 июня 1879 года в полдень у коллекции Шлимана в Музее Виктории и Альберта. Впоследствии Гертруда Томсон так описала ее:
«Незадолго до двенадцати я уже была там, и тут до меня дошел весь юмор ситуации: ведь я не имела никакого представления о том, как он выглядит, да и он не мог узнать меня. В зале, как всегда, было полным-полно всякого народа; я бросала украдкой взгляды на находившихся там мужчин, чтобы убедиться, что ни один из них не может быть тем, кого я искала. Большие часы пробили двенадцать, и я услышала в коридоре веселые детские голоса и смех. В зал вошел высокий джентльмен, который вел за руки двух девочек. Увидев его стройную фигуру и чисто выбритое, тонкое и выразительное лицо, я сказала про себя: „Вот Льюис Кэрролл“. С минуту он стоял с высоко поднятой головой, обводя быстрым взглядом зал, а затем нагнулся и что-то шепнул одной из девочек. Та на минуту задумалась, а потом указала прямо на меня. Он отпустил их руки, подошел ко мне и со своей чудесной улыбкой, которая заставляла тут же забыть о том, что перед вами оксфордский профессор, просто сказал:
— Я мистер Доджсон. Я должен был встретиться с вами, не так ли?
На что я улыбнулась так же открыто и ответила:
— Как вы догадались, что это я?
— Моя маленькая приятельница нашла вас. Я сказал ей, что должен встретиться с юной леди, которая знает фей, и она тут же указала на вас. Правда, я вас узнал еще раньше».
Вскоре после встречи в музее Кэрролл отправил мисс Томсон приглашение приехать на день к нему в Оксфорд, выразив надежду, что она «достаточно свободна от условностей, чтобы не обращать внимания на миссис Гранди». В скобках он добавил: «Думаю, что так оно и есть», но всё же посоветовал написать отцу и спросить его разрешения, хотя ей в то время было уже почти 30 лет. Гертруда приехала, и они провели день вместе, посвятив его Оксфорду и искусству.
Бывая в Лондоне, Кэрролл часто навещал Гертруду Томсон в ее студии, где она рисовала с натуры своих «фей». Кэрролл также рисовал детей, которые приходили к ней; она правила его рисунки и кое-что объясняла ему.
Вскоре Кэрролл пригласил ее приехать, чтобы фотографировать «живых фей». В воспоминаниях, написанных после смерти Кэрролла, Гертруда рассказывает о его просторной студии на крыше колледжа, где повсюду лежали костюмы, в которых Кэрролл фотографировал детей (они любили эти переодевания). Во время частых перерывов все юные модели закусывали и слушали сказки, которые он им рассказывал, а из огромного шкафа, стоявшего в студии, извлекались игрушки — заводные борцы, кролики, медведи и пр. «Мы усаживались на пол, Льюис Кэрролл, феи, звери, я… Как мы веселились в эти часы! Как звонко раздавался его смех! А какую дивную чепуху он рассказывал! Словно целые страницы из „Алисы“, только еще гораздо восхитительней, ибо его голос и улыбка зачаровывали всех нас. Я не раз пыталась запомнить его рассказы и записать их. Это было невозможно — так же невозможно, как поймать цветной блик на залитой солнцем воде или схватить уходящую радугу. Это было нечто таинственное, неуловимое, словно осенняя паутинка, и запечатлеть это в словах, которыми пользуемся мы, значило бы лишить всё жизни и изящества, полностью всё уничтожить…»
Они часто виделись в эти годы и нередко работали вместе. Иногда Кэрролл привозил свою фотоаппаратуру в студию Гертруды и снимал детей, в то время как она их рисовала. Порой Гертруда приезжала в Оксфорд и проводила там день; он фотографировал, она зарисовывала для него его юных друзей. Если дети уходили после ланча, Гертруда и Кэрролл устраивались в его покойных креслах: беседовали, смотрели рисунки, которые она привозила, или фотографии из его огромной коллекции. «Там было, — вспоминала Гертруда, — много фотографий Габриеля Россетти и его сестры Кристины, детей Милле, семейства Терри… Помню фотографию Эллен Терри, снятую, когда ей было лет восемнадцать. Эллен как раз рассмеялась в этот момент — она была так прелестна! Затем он заваривал чай, быстро и ловко, как он умел, и вскоре счастливый визит подходил к концу».
Всё же принятые в обществе условности порой давали о себе знать.
«Приятельница мистера Доджсона, — вспоминает Гертруда Томсон, — хорошая женщина, весьма практичная, крайне приверженная условностям, как-то взялась за меня. Мы провели утро в ее доме, рисуя ее детей, — вернее, я рисовала, а мистер Доджсон рассказывал детям „Алису“. Он не остался на ланч. Когда мы поели, она отослала детей и, взяв шитье, уселась напротив меня.
— Я слышала, вы недавно провели в Оксфорде день с мистером Доджсоном.
— Да, чудесный день.
— Такие вещи делать не полагается.
— Мы оба часто поступаем не так, как полагается.
— Мистер Доджсон не ухаживает за женщинами.
— Он не был бы моим другом, если б ухаживал.
— Он убежденный холостяк.
— И я тоже. К тому же он годится мне в отцы.
С минуту она пристально смотрела на меня, а потом сказала:
— Я вам скажу, в чем дело. Вы для мистера Доджсона не „молодая леди“… Вы для него что-то вроде „взрослого ребенка“.
Я весело рассмеялась.
— Я согласна, чтобы мистер Доджсон смотрел на меня, как на старую бабушку, только б приглашал меня в Оксфорд.
Однако я чувствовала себя оскорбленной. Это грубое вмешательство как-то задело нашу чистую и прекрасную дружбу».
Впрочем, они сохранили дружеские отношения. Время от времени Кэрролл просил Гертруду проиллюстрировать что-то из написанного им, но это оказалось не так-то просто. Свои рисунки она присылала ему обычно с большим опозданием, а он писал ей подробные письма, в которых терпеливо разбирал ее промахи и снова и снова напоминал о том, что работа затягивается. Но дело не клеилось — она всё откладывала его в долгий ящик. Просматривая немногие рисунки Гертруды Томсон, понимаешь, что ее возможности художника были весьма ограниченны. Вероятно, она это понимала, хотя поначалу и делала попытки иллюстрировать работы своего друга. В результате в свет вышли лишь кое-какие ее иллюстрации к стихам Кэрролла да две стороны обложки к изданию «Алисы для малышей».
Последние 20 лет жизни Кэрролл проводил лето в Истборне на южном побережье Англии, откуда было рукой подать до Брайтона. Когда в 1887 году Сэвил Кларк привез туда постановку «Алисы», Кэрролл несколько раз приезжал в Брайтон, чтобы ее посмотреть. Его сестра Генриетта, единственная покинувшая семейное гнездо в Гилфорде (не считая вышедшей замуж Мэри), получив в пожилом возрасте небольшое наследство, поселилась в Брайтоне. В семье сохранились рассказы об эксцентричности Генриетты. Высокая, худая, она жила вместе со старой служанкой и кошками. Навещая родственников, она брала с собой портативную жаровню, чтобы в своей спальне жарить на ней сосиски. Однажды в поезде она так увлеклась пением гимнов с пассажирами, что пропустила свою остановку; в другой раз явилась в церковь, держа в руках будильник вместо молитвенника. Кэрролл часто навещал ее в Брайтоне, а иногда привозил к ней и своих юных друзей. Кейти Люси, которой в то время было 17 лет, после визита к Генриетте записала в дневнике: «Мне она понравилась. По-моему, она похожа на него».
