Лора Беленкина - Окнами на Сретенку
Под конец своей работы на радио я так наловчилась, что выдавала штампы автоматически, только взглянув на начало русского предложения, и печатала, совсем не глядя на клавиши. Я могла одновременно переводить и с интересом слушать, как Спартак ругается с Дысей, смеяться шуткам то и дело забегавших к нашим красавицам дикторов, вместе с Ирой и Ниной хохотать над часто нелепыми и анекдотичными письмами слушателей.
В основном я работала вечерами, три раза в неделю, — приезжала из института, наскоро ужинала, часто поспевала еще и постирать или погладить и ехала на Пушкинскую площадь (Путинковский переулок), где тогда помещался Радиокомитет. Поскольку работа там во всем отличалась от той, которую я делала днем, она воспринималась скорее как отдых, и только добравшись часам к одиннадцати домой, я чувствовала, как устала. Когда у меня в институте бывал свободный день, я работала на радио и днем.
Зарабатывала я примерно рублей 60–70 в день (мне платили «средний» тариф — по 13,50 за страницу), и это было большое подспорье. Я в тот год купила себе первые в своей жизни наручные часы.
Летом я опять сняла дачу в Бузланове, — познакомилась во время поисков с одним семейством, и мы сняли дом пополам. Так как я летом продолжала работать на радио, мы с мамой два раза в неделю сменялись, для этого купили проездной билет на автобус.
В то лето в Москве поводился всемирный фестиваль молодежи. Весь город был празднично украшен. Первую Мещанскую улицу переименовали в проспект Мира, в Лужниках открылся стадион. Даже на стеклах окон люди наклеивали специальные пестрые картинки с эмблемой фестиваля, расхаживали с бумажными флажками разных стран. Народ толпами валил по улицам, все пели и кричали: «Дружба! Туш-па!» Вечером после работы на радио я встречалась на площади Пушкина с Юлей или Таней, и мы смешивались с пестрой многоязычной толпой.
В Бузланове в то лето было особенно много грибов. Мы с детишками заходили в лес все дальше, разведали новые дороги. А вечерами слушали, как молодые дачницы распевают на деревенских улицах «Подмосковные вечера».
1958 годПосле того как был запущен спутник с собакой Лайкой, Маринка нарисовала на эту тему картинку, которую я послала на конкурс детского журнала «Веселые картинки». Нас пригласили в редакцию на утренник, и Маринке была вручена вторая премия: годовая подписка на журнал и набор цветных карандашей. В журнале «Огонек» появилась статья Черепановых с описанием ее рисунка, а немного позже и сам рисунок был опубликован в «Веселых картинках». Я очень радовалась, что моя дочка такая талантливая…
МГИМОВ конце 1958 года Таня Барышникова по поручению Нины Богдановой, руководившей на кафедре английского языка МГИМО восточной секцией, пригласила меня вести одну группу у них в институте. Я с радостью согласилась, и получилось так, что какой-то период я работала в четырех местах! Днем в МИИВХе, вечером поочередно там же на подготовительных курсах для абитуриентов или на радио, да еще шесть часов в неделю в МГИМО. Если выкраивался один свободный вечер, то надо было побыть с детьми, надо было обстирать ребят и Исая, если была наша очередь — перемыть полы в квартире. Все это было одной из причин наших ссор с Исаем.
…В конце мая 1961 года меня ввели в штат МГИМО с окладом 1350, то есть 135, рублей (за выслугу лет), и я снова могла чувствовать себя совершенно полноценным человеком. За летние месяцы я по-прежнему не получила ни копейки, но радовало сознание, что это последний такой год. Я начала работать в МГИМО с полной нагрузкой, и снова работа начала мне доставлять большое удовольствие. К тому же меня окружали мои старые добрые знакомые по Институту востоковедения.
Вообще, после того как я попала в этот институт, в жизни моей уже мало что менялось, все текло более или менее однообразно, без потрясений и взлетов, поэтому дальше мои записи будут гораздо более краткими.
1962 годРебятки мои становились взрослыми. Особенно хорошо мне было с ними, когда им было 10–14 лет, потому что, с одной стороны, с ними можно было уже говорить как с большими, а с другой, они еще оставались моими, не тянуло их еще так сильно к сверстникам. Они с удовольствием ходили со мной на прогулки. В те годы мы часто по воскресеньям, когда мама уходила к дяде, садились в поезд (обычно с родного Белорусского вокзала), и ехали до какой-нибудь незнакомой станции, откуда отправлялись открывать Америки. Нам все это нравилось. Иногда мы брали с собой Таню Барышникову.
А летом я решила повезти детей на юг. Мы поехали в единственное знакомое мне место — в Лазаревку. Там мы после долгих поисков нашли жилье, довольно далеко от моря, но в окружении прекрасного сада, где росли инжир, миндаль и очень много цветов. К тому же за комнату запросили недорого, всего 45 рублей за месяц. Безоблачного своего настроения 1949 года я, конечно, вернуть уже не могла, но жили мы в Лазаревке неплохо, по два раза в день ходили купаться на море, вечером иногда катались на катере. Один прекрасный день провели в Сочи.
Исай изредка отвечал мне на мои письма — он жил теперь на Камчатке, в поселке Эссо. Я все-таки не решалась окончательно порвать с ним, мне все казалось, что ребятам, особенно Боре, когда подрастут, очень нужен будет отец.
В институте у меня появились новые приятельницы — Ася Булгакова и Таня Бусурина. И осенью я получила две группы, с которыми у меня постепенно сложились очень тесные дружеские отношения. Я заметила, что все еще не утратила способность увлекаться студентами, по-прежнему меня это вдохновляло…
<…>
Вместо заключения 1994 год. Поездка в Германию
В этом году вдруг произошло странное счастливое стечение обстоятельств, позволившее мне нежданно-негаданно еще раз побывать в Германии и увидеть все те места, где я росла.
Татьяна Бусурина и ее младшая дочь Лена решили расширить с моей помощью свои познания в немецком языке (Лена с мужем собирались переехать в Германию), и я еженедельно ездила к ним для занятий. Часто мне рассказывали там о некоей фрау Бертольд, гувернантке младшего сына известной виолончелистки Наталии Гутман, — она жила с мальчиком в Мюнхене, иногда привозила его в Москву и тогда общалась с Таниной семьей (старшая дочь Тани Аня дружит с Гутман). Фрау Бертольд неизменно привозила много подарков маленькому внуку Татьяны, но общение как таковое было не совсем обычным: оно шло с обеих сторон на ломаном английском, ибо фрау Бертольд не знала ни слова по-русски. Вот и пришла Таниной семье в голову мысль пригласить к себе вместе с фрау Бертольд и меня, чтобы мы побеседовали по-немецки.
