Максим Чертанов - Эйнштейн
Негритянский университет в США все-таки был, а еврейского не было. С раввином Израэлем Голдстейном, профессором Рагглсом Смитом и юристом Джорджем Олпертом Эйнштейн учредил носящий его имя (для рекламы) Фонд высшего образования для спонсирования университета в Уолтеме, штат Массачусетс; было объявлено, что в университете «должно сочетаться глубокое изучение традиций, Торы, еврейской культуры и американского идеала образованной демократии». Эйнштейн хотел назначить президентом университета британского экономиста Гарольда Ласки, но Олперт сказал, что Ласки «человек, совершенно чуждый американской демократии, запачканный коммунистической краской» (Ласки был всего лишь мирным лейбористом), — рассорились, Эйнштейн перестал поддерживать университет (открывшийся благополучно в 1948 году) и запретил даже упоминать свое имя.
В мае он разочаровался в своих вычислениях — никакие частицы в них не появлялись, а без этого теория поля для него не имела смысла. Шрёдингеру: «Я уже не так убежден, как раньше… мы потратили на это пропасть времени, а результат — коту под хвост…» Конёнковой, 1 июня: «После того как в Нью-Йорке друзья-доктора проконсультировали меня, со здоровьем все стало в порядке. Но моя сестра очень больна. Она пережила приступ, который врачи классифицировали как апоплексический удар. Сейчас она поправляется. Однако при таком недуге полное выздоровление невозможно… На лето я остаюсь здесь… Меня заботит то, что может наступить день, когда моя сестра осознает, что не может больше никуда ехать… (Ухаживали за Майей нежнее, чем за Эльзой: Марго, как и тогда, была сиделкой, но и сам Эйнштейн приходил к ней каждый вечер, чтобы читать вслух. — М. Ч.) Я делаю что могу, чтобы убедить людей в необходимости мыслить космополитично, благоразумно и справедливо. Только три дня тому назад я говорил об этом (по телефону) собранию студентов в Чикаго. Это очень тяжелая работа… Я вообще забросил свои волосы и уход за собой… Очень интересно то, что ты написала об осветлении твоих волос под действием вашей воды… Мне нанесли очень интересный визит. В гости приходил отличный писатель Эренбург».
В 1945 году три американских журналиста побывали в СССР, и в 1946-м был нанесен ответный визит. Эренбург, «Люди, годы, жизнь»: «Американцы вели переговоры с Советским правительством об увеличении тиража журнала „Америка“, выходившего на русском языке, об облегчении работы американских корреспондентов в Москве, и государственный секретарь Бирнс решил показать свою добрую волю. Все газеты сообщили: „Трое красных журналистов приглашены познакомиться с Америкой. Они будут свободно разъезжать по стране за счет правительства Соединенных Штатов“».
В мае Эренбург прибыл в Принстон. «Эйнштейну, когда я его увидел, было за шестьдесят лет; длинные седые волосы старили его, придавали ему что-то от музыканта прошлого века или от отшельника. Был он без пиджака, в свитере… Черты лица были острыми, резко обрисованными, а глаза изумительно молодыми, то печальными, то внимательными, сосредоточенными, и вдруг они начинали смеяться задорно, скажу, не страшась слова, по-мальчишески. В первую минуту он показался мне глубоким стариком, но стоило ему заговорить, быстро спуститься в сад, стоило его глазам весело поиздеваться, как это первое впечатление исчезло. Он был молод той молодостью, которую не могут погасить годы, он сам ее выразил брошенной мимоходом фразой: „Живу и недоумеваю, все время хочу понять…“
Вот что он говорил об американцах: „Это дети, иногда милые, иногда распущенные. Нехорошо, когда дети начинают играть со спичками. Лучше бы играли с кубиками… Я не думаю, что средний американец читает меньше, чем европеец, но он читает другое и, главное, читает иначе. Я спросил одного студента, читал ли он такую-то книгу, он ответил: ‘Кажется, да, не помню. Но ведь эта книга вышла несколько лет назад, наверное, она устарела…’ Такому интересно только новое… Здесь умеют быстро забывать. В годы войны у среднего американца при слове ‘Сталинград’ был рефлекс — снять с руки часы и послать красноармейцу. Михоэлс и Фефер это видели. Теперь при том же слове у многих совсем другой рефлекс: показать русским, что у нас атомная бомба. Конечно, это результат газетной кампании…“ Он еще вернулся в разговоре к бомбе: „Видите ли, самое опасное рассчитывать на логику. Вы убеждены, что дважды два — четыре? Я нет… Несчастье, что умер Рузвельт, — он не допустил бы…“»
Они поговорили о Черной книге: в США она была издана, но у нас Г. Ф. Александров, заведующий Управлением пропаганды ЦК ВКП(б), написал в докладной Жданову: «…чтение этой книги, особенно ее первого раздела, касающегося Украины, создает ложное представление об истинном характере фашизма и его организаций. Красной нитью по всей книге проводится мысль, что немцы грабили и уничтожали только евреев. У читателя невольно создается впечатление, что немцы воевали против СССР только с целью уничтожения евреев. По отношению же к русским, украинцам, белорусам, литовцам, латышам и другим национальностям Советского Союза немцы якобы относились снисходительно…» Эренбург: «20 ноября 1948 года, когда закрыли Еврейский антифашистский комитет, рассыпали набор Черной книги, забрали гранки и рукопись». (Впервые на русском языке Черная книга вышла в Иерусалиме в 1980 году, затем в Киеве в 1991-м.)
Эренбург: «Он спросил, куда я собираюсь поехать. Я ответил, что послезавтра уезжаю на Юг — хочу поглядеть, как живут негры. Он сказал: „Живут они ужасно. Постыдно! Действия правительства Южных штатов подпадают под некоторые пункты обвинительного акта Нюрнбергского процесса…“ Он меня расспрашивал о Советском Союзе. Потом сказал: „Я верю, что вы быстро восстановите экономику. Я вообще верю в Россию. Скажите, вы часто встречаетесь со Сталиным?“ Я ответил, что ни разу с ним не разговаривал. „Жалко — мне хотелось бы узнать о нем как о человеке. Один коммунист мне говорил, что я отстал — преувеличиваю роль личности. Конечно, я не марксист, но я знаю, что мир существует вне субъективных оценок личности. И все же личность играет крупнейшую роль… Я куда лучше представляю себе Ленина — читал о нем, видел людей, которые с ним встречались. Он вызывает к себе уважение — не только как политик, но и как человек с высокими моральными критериями…“» (Надо учитывать, как и в любом случае пересказа, что все цитаты могут оказаться далеко не точными.)
В июне 1946 года Эйнштейн возглавил только что созданный Комитет по чрезвычайной ситуации ученых-атомщиков, цель которого была — информировать общественность об опасности атомной войны. «Нью-Йорк таймс», 23 июня: «Легче разрушить плутоний, чем злой дух в людях». (ФБР отметило, что Эйнштейн стал лидером «еще одной» «прокоммунистической организации».) Исполнительными директорами комитета стали Сцилард и Лайнус Полинг, пацифист, отказавшийся участвовать в Манхэттенском проекте. Полинг: «Мы встречались каждый вечер и около часа обсуждали не науку, но международные дела. Мне кажется, ему нравилась моя жена особенно. У них обоих было превосходное чувство юмора. Когда говорили что-либо забавное о национальных лидерах и их поведении, они помирали от хохота…»
