Мохандас Ганди - Моя жизнь
Кампания сатьяграхи только тогда может считаться успешной, когда сатьяграхи выходят из нее более сильными и убежденными, чем в начале борьбы.
Кампания, однако, имела и косвенные положительные результаты. Плоды ее мы пожинаем и по сей день. Сатьяграха в Кхеде знаменует собой пробуждение крестьян Гуджарата, начало их настоящего политического воспитания.
Блестящая агитация д-ра Безант за самоуправление Индии, несомненно, затронула и крестьян, но только кампания в Кхеде побудила общественных деятелей интеллигентов войти в соприкосновение с действительной жизнью крестьян, научила отождествлять себя с крестьянами. Эти деятели нашли здесь достойное применение своим силам, и их готовность к самопожертвованию благодаря этому возросла. То, что Валлабхаи нашел себя в этой кампании, само по себе уже не малое достижение. Мы смогли особенно оценить это лишь в прошлом году во время борьбы с наводнением и во время сатьяграхи в Бардоли в этом году. Пульс общественной жизни Гуджарата стал более энергичным. Крестьянин патидар раз навсегда осознал свою силу. Полученный урок навсегда запечатлелся в общественном сознании: спасение народа зависит от него самого, от его готовности страдать и жертвовать собой. Благодаря кампании в Кхеде движение сатьяграхи пустило глубокие корни в Гуджарате.
В то время как я не видел никаких оснований приходить в восторг по поводу прекращения сатьяграхи, крестьяне Кхеды буквально ликовали. Они знали, что достигнутые результаты соответствовали затраченным ими усилиям, и поняли, что они обрели верный способ добиться выполнения своих требований. Сознания этого было достаточно для оправдания их ликования.
Все же крестьяне Кхеды не вполне поняли внутреннее значение сатьяграхи. Они познали это позже, как увидим в следующих главах, на собственном горьком опыте.
XXVI
Стремление к единству
Когда началась кампания в Кхеде, в Европе все еще шла смертоносная война. Положение было весьма критическим, и вице-король пригласил различных лидеров в Дели на военную конференцию. Я также получил приглашение. Я уже упоминал о своих дружеских отношениях с вице-королем лордом Челмсфордом.
В ответ на приглашение я выехал в Дели У меня, однако, были некоторые возражения против участия в конференции, и одним из главных мотивов было отсутствие на ней таких лидеров, как братья Али. В то время они сидели в тюрьме. Я виделся с ними всего раза два, но слыхал о них очень много. Все очень хорошо отзывались об их работе и о проявленном ими мужестве. Я не был еще хорошо знаком с Хакимом Сахибом, но патрон Рудра и Динабандху Эндрюс весьма лестно отзывались о нем. С м-ром Шуайбом Куреши и м-ром Хваджа я встречался в Мусульманской лиге в Калькутте. Я познакомился также с д-ром Ансари и д-ром Абдур Рахманом, стараясь подружиться с добрыми мусульманами. Завязывая знакомства с лучшими и наиболее патриотически настроенными представителями мусульман, я надеялся постичь дух мусульманства и поэтому всегда охотно шел куда угодно, чтобы встретиться с ними.
Еще в Южной Африке мне стало совершенно ясно, что между мусульманами и индусами нет искренней дружбы. Я никогда не упускал случая устранить препятствия на пути к их единению. Однако не в моем характере было располагать кого-либо к себе лестью или ценой унижения собственного достоинства. Работа в Южной Африке убедила меня в том, что именно в вопросе индусско-мусульманского единства моя ахимса подвергнется самому серьезному испытанию и что в то же время вопрос этот представляет широкое поле для моих исканий в области ахимсы. Я и сейчас убежден в этом. Всю жизнь я ощущал, что бог подвергает меня испытаниям.
Вернувшись с такими убеждениями из Южной Африки, я постарался связаться с братьями Али. Но они попали в тюрьму еще до того, как у нас установились тесные дружеские отношения. Маулана Мухаммед Али, как только получил разрешение от своих тюремщиков, стал писать мне длинные письма из Бетула и Чхиндвары. Я обращался за разрешением навестить братьев Али, но безуспешно.
После ареста братьев Али мои мусульманские друзья пригласили меня на сессию Мусульманской лиги в Калькутте. Меня попросили выступить, и я сказал несколько слов о том, что мусульмане должны приложить все усилия, чтобы освободить братьев Али. Некоторое время спустя те же друзья повезли меня в мусульманский колледж в Алигархе, где я призывал молодежь стать «факирами» в деле служения родине.
Затем я вступил в переписку с правительством по поводу освобождения братьев Али. В этой связи я изучил их взгляды и деятельность в вопросе о халифате и имел несколько бесед с друзьями мусульманами. Я знал, что истинным другом мусульман я стану только в том случае, если смогу оказать им посильную помощь в деле освобождения братьев Али и в справедливом решении вопроса о халифате. Я не мог судить о справедливости этого дела, но в требованиях мусульман не было ничего безнравственного. В религиозных воззрениях мы расходились.
Каждому кажется, что его религия — высшая. Если бы все придерживались одинаковых религиозных убеждений, в мире существовала бы только одна религия. Со временем я убедился, что мусульманские требования в вопросе о халифате не грешат против нравственных устоев. Даже британский премьер-министр признает их справедливыми. Поэтому я счел своим долгом сделать все от меня зависящее, чтобы добиться выполнения обещания премьер-министра. Обещание это было дано в столь ясных выражениях, что изучением требований мусульман я занялся лишь для успокоения совести.
Друзья часто критиковали меня за мое отношение к вопросу о халифате. Но, несмотря на это я считаю, что мне нет надобности ни пересматривать свою позицию, ни сожалеть о сотрудничестве с мусульманами. Если возникнет снова подобная ситуация, я буду действовать так же.
Отправляясь в Дели, я твердо решил переговорить с вице-королем о мусульманах. Вопрос о халифате тогда еще не вылился в те формы, какие он принял позднее.
В Дели возникло новое затруднение для моего участия в конференции. Динабандху Эндрюс поднял вопрос о моральной стороне моего участия в военной конференции. Он рассказал мне о разноречивых сообщениях, появившихся в английской прессе относительно тайных договоров между Англией и Италией. Можно ли мне участвовать в конференции, если Англия заключает тайные договоры с другой европейской державой? — спрашивал мистер Эндрюс. Я ничего не знал об этом, но слов Динабандху Эндрюса было вполне достаточно. Я обратился к лорду Челмсфорду с письмом, в котором разъяснял причину своих колебаний относительно участия в конференции. Вице-король пригласил меня, чтобы обсудить этот вопрос. Я долго беседовал с ним и его личным секретарем м-ром Маффи. В конце концов, я согласился принять участие в конференции.
