Александр Витковский - Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется
К концу 60-х годов основательно изменился характер стратегических ядерных сил как в СССР, так и в США. В Советском Союзе планировалось развертывание тяжелых баллистических ракет наземного базирования и создание ракетных подводных крейсеров. Начиная с 1968 года, в стране на боевое дежурство ежегодно становилось до 200 новых ракет. В США ядерный арсенал — 1054 межконтинентальных баллистических ракет и 656 баллистических ракет подводного базирования — оставался неизменным с 1967 года, хотя продолжало существенно увеличиваться количество носителей с разделяющимися головными частями.
Но политики прекрасно понимали, что гонка ядерных вооружений не может продолжаться бесконечно. Количество боеголовок зашкаливало. Оно перекрыло все мыслимые и немыслимые пределы, а их производство буквально загоняло в тупик экономику обоих государств.
17 ноября 1969 года в Хельсинки начались переговоры между СССР и США по ограничению ядерных запасов. Но чтобы составить адекватный, отвечающий времени и интересам двух государств договор, нужно было во всех нюансах изучить арсенал стратегических вооружений своего противника. Именно этой работой и занималась разведка двух стран. Контрразведка, как и положено, всячески охраняла эти секреты.
Тяжело и долго велись переговоры, часто останавливаясь и заходя в тупик. Встречи продолжались в Хельсинки и Вене аж до мая 1972 года, когда в Москве был наконец подписан Договор по ПРО и Временное соглашение между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений. Эти документы ограничивали количество баллистических ракет и пусковых установок обеих сторон на том уровне, на котором они находились в момент подписания Договора. На вооружение могли приниматься новые баллистические ракеты подводного базирования только в количестве, равном устаревшим наземным МБР, подлежащим списанию.
Лично для Плавила это был непростой период. Американцы буквально забрасывали его все новыми и новыми заданиями но поиску секретных сведений в отношении советского ракетного оружия. Напряжете до стилю предела. Сотрудников ЦРУ уже не удовлетворял график обмена информацией на линии разведцентр—агент с помощью тайниковых закладок и почтовых отправлений. Они решили интенсифицировать процесс, сделать его более динамичным и быстрым. Год начала переговоров в Хельсинки ознаменовался тем, что специально для Плавина был выделен радиоканал и организованы постоянные передачи из Франкфуртского радиоцентра американской разведки. Для этого Майкл получил задание от своих кураторов из ЦРУ купить мощный бытовой радиоприемник и теперь в строго определенные дли получал секретные радиограммы с новыми заданиями, информацией о проведении тайниковых операций и, конечно, заработанных им деньгах. Осуществлялась только односторонняя радиосвязь из разведцентра к агенту. Передаваемые в начале каждого сеанса радиосвязи цифры означали: 173 — передается тренировочная радиограмма, 258 — боевая. Уже 5 сентября Плавил принял первую боевую радиошифровку о заложенном для него контейнере в тайнике на Исаакиевском соборе.
Можно поздравить сотрудников посольской резидентуры. Теперь это было во всех отношениях прекрасное для закладки и выемки тайника место, отвечающее всем жестким требованиям конспиративной работы на канале бесконтактной связи разведцентр — агент. Его подобрали в узком проходе при подъеме на колоннаду собора — на мощной металлической балке. Для изъятия закладки нужно было просто проверить, что в двух метрах впереди и сзади никого нет, поднять руку и взять контейнер, который лежал за краем балки и был абсолютно незаметен со стороны. С этим поручением Плавин справился легко и быстро. Но норою шпионская жизнь, полная осторожности, тайн, кропотливой и долгой подготовки к выполнению очередного задания, просто изматывала. И это притом, что ему активно помогали оперработники КГБ СССР, ставшие уже не просто кураторами опасной и рискованной деятельности, а близкими и надежными друзьями. Именно они были тем мозговым центром, который анализировал всю поступающую информацию, продумывал наиболее оптимальные ходы и решения возникающих вопросов, старался предусмотреть все возможные варианты оперативных «проколов» и уберечь от них своего исполнителя оперативного замысла. Но и это еще не все. Нужно было понять ход мыслей и логику поступков своего противника и действовать с упреждением хотя бы на полкорпуса. При этом у сотрудников ЦРУ не должно было возникнуть и тени сомнений по поводу того, что их конфидент действует не один, а в тандеме с одной из лучших спецслужб мира.
Иногда Плавин гипотетически пытался представить себя в образе настоящего шпиона, который работает на собственный страх и риск в интересах разведки другой страны, зная, что за деятельностью предателя может вестись постоянное контрразведывательное наблюдение, и неизвестно, в какую секунду на голову обрушится карающий меч госбезопасности. Можно ли нормально жить, всего боясь, от всех таясь , каждого опасаясь, никому не доверяя? А сколько изворотливости и хитрости нужно проявить, сколько страху натерпеться, воруя по заданию противника секретные материалы, переснимая их на фотопленку, а потом, вздрагивая от каждого постороннего шороха или звонка в дверь, готовить микроточки, заделывая их в почтовые открытки или конверты.
Но и это еще не все. Ведь самое опасное — операция по передаче добытых материалов своему связнику из зарубежного разведцентра. Именно на этом этапе чаше всего «сыпятся» шпионы, когда одним махом контрразведка накрывает с поличным и представителя зарубежных спецслужб, и его тайного осведомителя, и все с таким трудом добытые секретные материалы. Чаще всего иностранца вскоре отпускают, задокументировав его преступные действия, поскольку он работает под дипломатическим прикрытием и у него посольский иммунитет. А вот его конфиденту приходится на собственной шкуре испытать всю тяжесть уголовной ответственности за совершенное предательство. А еще чувство вины. Даже не столько перед страной, интересы которой он предал, а сколько перед своими детьми, родственниками, друзьями и знакомыми за тот позор, который они, абсолютно ни в чем не виновные люди, будут вынуждены делить с ним за его измену в случае провала.
Конечно, ему, Плавину, действующему под профессиональной и чуткой опекой чекистов, было в тысячу раз легче. Но и в данной ситуации напряжение в работе порою доводило до грани срыва, физического и морального истощения. Об этом может свидетельствовать хотя бы календарь проведенных Михаилом Моисеевичем «шпионских» мероприятий только за один 1973 год.
