Бенгт Янгфельдт - Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)
Но как бы мрачно ни был настроен Маяковский, он понимал, что членство в РАППе требует пересмотра "всей системы [его] поэтических взглядов”, чем он и обещал заняться. Обещание “переключить зарядку на работу в организации массового порядка” тоже воспринималось серьезно: “Володя собирается взять на себя огромный кружок с 3-х заводов — учить писать стихи”, — читаем мы запись от 8 февраля в дневнике Лили, а через две недели он объявил об этом своем намерении публично. Но это была теория — ни один из проектов не реализовался. На практике Маяковский относился к своим идеям так же вяло, как РАПП — к его “перевоспитанию”. “Он держался бодро и все убеждал и доказывал, что он прав и доволен своим вступлением в члены РАППа, — вспоминала Нора. — Но чувствовалось, что он стыдится этого, не уверен, правильно ли он поступил перед самим собой. И хоть он не сознается даже себе, но что приняли его в РАППе не так, как нужно и должно было принять Маяковского”.
Звуковое кино в Берлине
В тот же день, когда Маяковского приняли в РАПП, Лили и Осип получили паспорта, а 18 февраля они сели в поезд до Берлина. “Мы здесь з дня, а ощущение такое, что 3 месяца, — записала Лили в дневнике 22 февраля. — Хоть нигде не были, ничего не видели. Купили Осе пальто и шляпу — уж очень он был страшный в своей шубе. А больше и не хочется и денег нет. Никогда больше не буду стараться ехать за границу”.
Запись дает хорошее представление о капризном характере Лили, но отражает только первые дни пребывания в Берлине. Хотя время от времени Лили снова охватывает тоска, дальнейшие дневниковые записи свидетельствуют о жизни, наполненной событиями. Помимо ресторанов и кабаре Осип обходит букинистические магазины и покупает русских классиков, однажды он посещает рейхстаг — “самый дешевый берлинский театр, хотя здесь ничего особенно не предлагают”, по утверждению сопровождавшего его коммунистического члена рейхстага. Лили в свою очередь несколько раз бывает в зоопарке, где фотографируется
которое она послала Маяковскому. “До чего мне хочется такого львятика! — писала она. — Ты представить себе не можешь, какие у него мягкие лапочки!”
с львенком, которого через несколько дней продадут в мюнхенский зоопарк. “Сторож сказал мне об этом по настоящему грустно: Alle die kleinen verkauft. [“Все маленькие проданы”]. Я чуть не расплакалась и после этого страшно жалко было смотреть на зверей”. Переменчивость ее настроения иллюстрируется тем, что дневниковые записи порой оживляются анекдотами, например следующим: "Заведующая в родильном приюте спрашивает женщину с красивыми рыжими волосами: "У вашего ребенка такие же чудесные волосы?” — "Нет, черные”. — “Ваш муж брюнет?” — “Не знаю, он был в шляпе”.
Они общаются с немецкими и советскими кинематографистами (в частности, с Эйзенштейном) и часто ходят в кино. Смотрят фильмы Чарли Чаплина и Греты Гарбо, и Die weifie
Holle vom Piz PaliX (в советском прокате "Пленники Белой горы”) с Лени Рифеншталь ("Если грешников в аду мучают такими картинками, то это действительно невыносимо”), но в первую очередь их интересует кинематографическое новшество — звуковое кино: Liebeswalzer (“про графьев и князьев — правда, пародийно, но все таки!”), So ist das Leben, Tiwei Herzen i Dreivierteltakt (чей лейтмотив стал популярным шлягером) и многие другие, в том числе “Дрейфус”, на показе которого они замечают среди зрителей Альберта Эйнштейна.
Если учесть работу Лили и Осипа в советской кинопромышленности, то многочисленные походы в кино вполне соответствовали "научной цели”, которой они мотивировали свою поездку. К серьезной программе относились и переговоры с издательством “Малик” — Лили вела их от имени Маяковского — и совещание (неясно с кем), на котором было принято решение попытаться учредить компанию по производству звуковых фильмов в Советском Союзе. Осип в свою очередь выступил в клубе советского посольства в Берлине и прочел публичную лекцию на немецком о новейшей литературе в Советском Союзе. Говорил он, по словам Лили, “блестяще”, а публика была такой же замечательной, как в Политехническом музее в Москве. Выступление в Берлине прошло с успехом, но у рапповцев в Москве оно вызвало сомнение по поводу правоверности Осипа: на самом ли деле он говорил то, что надо?
Каким бы полезным и продуктивным ни было пребывание Лили и Осипа в Берлине, немецкая столица служила лишь транзитным пунктом путешествия, конечной целью которого являлся Лондон. Официальной целью поездки в Лондон была встреча с матерью Лили, но за этим желанием скрывался еще один мотив: они хотели встретиться с Эльзой и познакомиться с ее мужем Луи Арагоном. Несмотря на то что в октябре им отказали в визе, Лили и Осип не оставляли надежду и 5 марта предприняли новую попытку, теперь через британское посольство в Берлине. На этот раз все прошло успешно, и 17 марта Елена Юльевна телеграфировала им, что визы получены. Об изменении отношения к ним британских властей свидетельствовала инструкция Home Office, согласно которой циркуляр
В.795 аннулировался и “имя [Лили] вычеркивалось из списка подозреваемых лиц”. Хотя Лили ничего не знала о циркуляре, запрещавшем ей и Маяковскому въезд в Англию, она должна была задаться вопросом, почему отношение властей к ней внезапно изменилось. Может быть, Англия просто хотела улучшить отношения с Советским Союзом после двух лет дипломатического холода? Какой бы ни была причина, Лили и Осип покинули Берлин 30 марта, не досмотрев до конца фильм “For the love of Anna” (немую версию “Анны Карениной” 1927 года) с Гретой Гарбо и Джоном Гилбертом — “не досидели, несмотря на весь комизм”. Спальный вагон, который вез их к английскому кораблю в Хук-ван-Холланд, был немецким: “лампочки, крючки и сетки всех систем”.
Перед тем как покинуть Германию, Брики уже неделю общались с Эльзой и Арагоном, которые из опасений, что поездка в Англию не состоится, на всякий случай приехали в Берлин. Короткого времени, проведенного вместе в “Курфюрстенотеле”, оказалось достаточно, чтобы Арагон смог произвести на Лили весьма благоприятное впечатление: “Хорош Арагон, — записала она. — Ужасно обидно, что не умею запомнить то, что он рассказывает”. И в другой дневниковой записи: “[Арагон] не встречается с Эйзенштейном за то, что тот жал руку Маринетти и снимался с ним на фотографии”. Член французской компартии не мог допустить, чтобы видный представитель советской культуры появлялся рядом с фашиствующим итальянским футуристом..
Баня В Москве
17 марта, в тот же день, когда Лили и Осип в Берлине получили радостное известие от матери, Маяковский в Москве проснулся совсем в другом расположении духа. Накануне в театре Мейерхольда состоялась премьера “Бани”, провалившаяся так же, как и в Ленинграде. Через два дня он написал Лили: “Третьего дня была премьера “Бани” мне за исключением деталей понравилось по моему первая поставленная моя вещь. Прекрасен Штраух (Победоносиков). Зрители до смешного поделились — одни
