Николай Молчанов - Генерал де Голль
Де Голль приказал немедленно вызвать Массю из Алжира и сместить его со всех постов. Вместе с Массю в Париж прилетел главнокомандующий генерал Шаль для участия в совещании по алжирскому вопросу в Елисейском дворце, назначенном на 22 января. На совещании Шаль предъявил де Голлю нечто вроде ультиматума. Он требовал прекратить «политические колебания», разрешить казни арестованных бойцов алжирского Сопротивления и другие карательные меры и т. п. Президент резко отклонил все претензии, потребовал руководствоваться курсом на самоопределение и вообще «здравым смыслом и реальностью».
Генерал Шаль просил также во избежание волнений разрешить Массю вернуться вместе с ним в Алжир. «Генерал Массю не вернется в Алжир», — твердо ответил де Голль. В тот же вечер командующий улетел обратно один. В алжирской столице царило возбуждение, вызванное мерами, принятыми против Массю. Когда «ультра» узнали, что их любимый генерал оставлен в Париже, негодование еще более усилилось. На 24 января назначили массовую демонстрацию. Шаль мог бы воспрепятствовать ее проведению, но не сделал этого, ибо считал демонстрацию полезной для давления на де Голля. Однако к вечеру 24 января после демонстрации события приобретают неожиданный оборот. Приехавший из Парижа депутат Лагаярд решил повторить свой «подвиг» 13 мая прошлого года. Во главе банды фашистских горлопанов он снова появляется в форме парашютиста и занимает одно из университетских зданий. Лагаярд призывает всех, кто готов пролить свою кровь за «французский Алжир», присоединиться к нему. Начинается постройка баррикад. Число мятежников растет. Отовсюду подходят вооруженные люди из отрядов территориальной обороны. Примеру Лагаярда следуют Ортиз и Сюзини. Последний провозглашает: «То, что Алжир сделал раньше, Алжир может переделать заново. На этот раз мы донесем нашу революцию до Парижа!»
К баррикадам приближаются цепи полицейских. Мятежники из-за укрытий начинают стрелять. Полиция отвечает. Итог: 22 убитых, около 200 раненых. Жертвы в основном среди полиции. Ей на помощь посылают парашютистов, но они отказываются стрелять и явно симпатизируют «активистам». Сквозь цепь парашютистов в мятежный лагерь свободно доставляется все — от продовольствия до оружия. Так началась «неделя баррикад» в Алжире.
А в Париже 25 января созывается заседание Совета министров. Появляется бледный, но сдержанный генерал де Голль. «Я обращаюсь к тем, кто не переносит морскую болезнь, — говорит он. — Возможно, они захотят покинуть корабль еще до наступления бури. Никого не принуждают оставаться в правительстве». Затем он Предоставляет слово министрам. Андрэ Мальро возмущен мятежом: «Мы имеем дело с наиболее серьезной атакой против возрождения Франции, проводимой с момента возвращения к власти генерала де Голля». И он требует беспощадно подавить мятеж любыми средствами. Жак Сустель не менее решительно берет мятежников под защиту и полностью оправдывает их действия. Он считает причиной мятежа политику самоопределения Алжира. Сустель против применения силы к мятежникам и предлагает начать с ними переговоры…
Генерал де Голль берет слово последним и, не повышая тона, решительно клеймит алжирских мятежников, «глупых и преступных». Он констатирует бездействие военных. «Военные, — говорит он, — не хотят алжирской политики де Голля. Отсюда слабость командования». Он отвергает предложение воздержаться «от пролития крови», ибо армия и существует для того, чтобы проливать кровь, тем более что она уже пролилась. Он твердо заявляет: «Те, кто поднял оружие против государства, не могут быть оправданы… Государство не отступит, и установленная политика не может быть изменена. Предлагают контакты с бунтовщиками? Ни за что!.. Надо положить конец колебаниям ответственных лиц. Если Шаль не решится действовать, он будет заменен. Восстание будет подавлено. Я не откажусь от высшей ответственности, которой я облечен. Я ушел в 1946 году, ибо считал, что Франция могла обойтись без меня. Ныне Мне предстоит выполнить особую миссию».
В лихорадочные дни «недели баррикад» де Голль видит колебания, малодушие самых близких помощников, старых голлистов, занимавших ответственные посты, таких, например, как генеральный делегат в Алжире Делуврие и другие. На президента пытаются оказывать всевозможное давление, взывают к его гуманности. Старый однокашник де Голля по Сен-Сиру маршал Жуэн просит принять его. «Ты их не понимаешь, — говорит он де Голлю. — Ты не должен приказывать стрелять. Это безумие. Ты не знаешь Алжир… Они, как обычно, разойдутся, чтобы выпить анисовой водки…»
«Я защищаю государство, — отвечает президент. — . Я всегда утверждал, что Алжир сам решит вопрос о своем будущем. Я не могу допустить этого восстания. Я раздавлю его». Постепенно разговор становится все громче. Собеседники переходят на армейский жаргон, и сотрудники Елисейского дворца со страхом слышат раскаты генеральской брани, доносящиеся из президентского кабинета. Столь же громкие беседы происходят в эти дни с Дебрэ, с генералом Массю. В последнем случае адъютант даже вызвал охрану…
29 января в восемь часов вечера французы видят де Голля на экранах своих телевизоров. Президент говорит, что сегодня он в военной форме, дабы подчеркнуть тот факт, что он выступает не только как глава государства, но и как генерал де Голль. Прежде всего он вновь подтверждает принцип самоопределения Алжира. Он осуждает мятежников, этих «лжецов и заговорщиков». Он обращается к армии и напоминает о ее долге и запрещает любому солдату «даже пассивно» объединяться с заговорщиками под страхом сурового наказания. Он требует от военных восстановить порядок любыми средствами. И он. высказывает лестные фразы в адрес армии, говорит о том, как он «уважает и любит» ее солдат, как он ценит их заслуги. Он заканчивает следующими словами: «В силу мандата, который дал мне народ, и национальной законности, которую я воплощаю двадцать лет, я прошу всех поддержать меня, что бы ни произошло».
Эта формула обращения де Голля к французам весьма знаменательна. И в этот критический момент он остается верен себе. Де Голль призывает не просто к борьбе против «ультра»; он требует поддержать именно его в этой борьбе. Это типично голлистский тактический прием, который он использует на всем протяжении своей политической деятельности. 18 июня 1940 года он также призывал в первую очередь объединиться вокруг него, а не просто вести борьбу с врагом. Не доверяя народу. он не хотел его самостоятельных действий. Всегда, во всех случаях народ должен полагаться на него, на де Голля. Но во время «недели баррикад», как, впрочем, и в 1940 году, демократические силы, еще не услышав призыва де Голля, самостоятельно вступили в борьбу. Если в 1940 году они развернули героическое внутреннее Сопротивление, то теперь они с небывалым размахом начали борьбу за мир в Алжире на основе самоопределения, борьбу против ультраколонизаторов. Компартия Франции, которая уже несколько лет настойчиво добивалась мира в Алжире, призвала трудящихся к отпору мятежникам. 28 января Политбюро компартии предложило всем демократическим партиям и организациям совместно выступить против фашистских мятежников. На предприятиях, в жилых кварталах возникают тысячи антифашистских комитетов. 1 февраля состоялась всеобщая часовая забастовка протеста против фашистских заговорщиков, в поддержку осуществления права самоопределения Алжира. В общенациональной забастовке участвовало 11 миллионов человек.
