Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион
Совершенно очевидно, что Леви Эшколь, возглавлявший комиссию, вовсе не заинтересован в возобновлении закрытого дела. Бен-Гурион приглашает его на разговор и говорит: «Здесь есть альтернатива. Или премьер-министр требует судебного расследования и в этом случае избегает бесчестья и сохраняет собственное достоинство, или судебного разбирательства потребую я, хотя предпочел бы не быть тем, кто добьется истины». Эшколь просит дать ему время на раздумье и через неделю отвечает, что «обдумал его предложение и отвечает на него отказом».
Тогда Старик переходит к действиям. 27 апреля он начиняет просматривать все имеющиеся у него документа «дела». О подробностях своего плана он говорит старому другу, которому абсолютно доверяет:
«Все известные мне материалы я представлю генеральному прокурору и министру юстиции. Мне кажется, что по собственной инициативе они не сделают ничего. Оки вынесут вопрос на рассмотрение кабинета, а кабинет, конечно же, примет отрицательное решение. Тогда я опубликую все документы о том, что произошло в Египте, за исключением материалов особой секретности, и облегчу для себя этот груз моральной, ответственности. Я прекрасно знаю, что газеты», будут всячески меня шельмовать, но это шельмование длится уже четыре года, и я давно перестал на него реагировать. Однако есть же в этой стране честные и умные люди, они-то и защитят правду и справедливость. Что бы ни случилось, но я свой долг исполню».
22 октября Бен-Гурион приезжает в Иерусалим, чтобы представить досье министру юстиции Дову Иосифу. Он отмечает первую победу, когда генеральный прокурор поддерживает его основные обвинения против «комиссии семи». Иосиф, со своей стороны высказывает свое мнение и советует кабинету дать распоряжения о возобновлении расследования. Несмотря на то, что Эшколь делает все возможное, чтобы помешать кабинету следовать советам министра юстиции, Бен-Гурион чувствует себя настолько уверенным, что направляет своему преемнику весьма суровое письмо:
«Я считаю своим товарищеским долгом по отношению к вам, а еще больше по отношению к партии и Израилю, не допустить большого разочарования для вас лично, дезинтеграции партии и сложностей для государства, а посему говорю вам, что вы совершили бы чудовищную ошибку, если бы сегодня попытались поставить «заключительную точку» в этом деле. «Заключительной точки» не будет до тех пор, пока суд не вынесет своего определения, допустила ли «комиссия семи» ошибку или сказала правду… «Заключительной точки» не будет до тех пор, пока не будет создана комиссия по расследованию, в состав которой войдут лучшие судьи страны, пользующиеся доверием народа… Соберитесь с мужеством и сделайте единственное, что может достойно завершить это дело! Дайте министру юстиции распоряжение удовлетворить мою просьбу».
Тем не менее, несмотря на сильное давление со стороны партии, Эшколь отказывается создать комиссию по расследованию. Окончательная демонстрация силы Рабочей партии Израиля происходит на партийной конференции в середине февраля 1965 года. С одной стороны, старая гвардия, вместе с большей частью партаппарата ставшая стеной за Эшколем; с другой стороны, молодые сторонники Бен-Гуриона и многочисленные представители развивающихся регионов и новых киббуцев, которые рассчитывают получить в Кнессете 800 мест из 2200. И хотя в повестке дня об этом не было ни слова, «дело Лавона» оказывается опять в центре внимания. Драма, потрясшая Рабочую партию Израиля, теперь разыгрывается на настоящей сцене — большой эстраде зала Манн в Тель-Авиве. Ведущие актеры, сидящие за длинным столом, набросятся друг на друга перед делегатами, которые толпятся в проходах и на балконе.
Речь Бен-Гуриона полна агрессии: «Истина… вот за что я воюю, воевал и буду воевать всю жизнь. Наш народ хочет, чтобы в стране воцарилась справедливость!.
Тремя основными оппонентами станут Моше Шарет, Голда Меир и Леви Эшколь. Присутствие Шарета, дни которого сочтены и которого из больницы доставили в зал на инвалидной коляске, только усугубляет драматизм происходящего. Уже несколько месяцев друзья знают, что он неизлечимо болен обширным раком. Но он из последних сил бросает суровое обвинение тому, кто отстранил его от власти: «По какому моральному праву он перекладывает это дело на партию? Какое он имеет право делать его основной темой этой конференции, обходя серьезные вопросы, которые стоят перед нами?». Когда он заканчивает говорить, к нему медленно подходит Голда Меир и целует его в лоб.
В тот же вечер одетая во все черное, она поднимается на трибуну и произносит в адрес Бен-Гуриона одну из самых язвительных речей, которые когда-либо звучали в этом зале. «Впервые нас сглазили на пороге собственного дома, заговорив о «любимчиках» и «нелюбимчиках». Как же поступает наш товарищ Бен-Гурион? Он обвиняет и он же судит — сразу. Он говорит: «полуправда», «отказ в правосудии», «предвзятость». Затем Голда Меир дает понять, что Бен-Гурион ушел в отставку потому, что ему пришлись не по вкусу решения комиссии, и переходит к неописуемым по своей силе нападкам.
Под короной седых волос лицо старого борца становится красным от гнева, он приходит в бешенство. Его «дорогая и любимая Голда», которая была для него таким близким человеком, теперь прилюдно самым жестоким образом сводит с ним счеты… Вид страстно говорящей Голды Меир и сидящего в конце стола Бен-Гуриона, который ошеломленно смотрит на нее, навсегда останется в памяти друзей Старика: это событие они назовут «ночью длинных ножей». Он должен был выступить после Голды Меир, но Бен-Гурион встает и молча выходит из зала.
«Самым ужасным на этой конференции, — пишет он в дневнике, — было язвительное выступление Голды. Мне было больно слышать ее слова, полные ненависти и яда. Откуда это взялось? Что послужило началом? Это что-то новое или уже было?»
Ему потребуется много времени, чтобы после этих нападок прийти в себя:
«Если бы я не слышал этого своими собственными ушами, я бы никогда не поверил, что она способна поглощать и выделять столько яда… Наверное, она живет в зараженной среде и пьет сточные воды».
На следующий день проект резолюции Бен-Гуриона и его сторонников с требованием пересмотра «дела 1954 года» «государственными судебными инстанциями» получает 841 голос против 1226, что составляет 40 %. Воодушевленные друзья среди ночи приходят к нему домой, чтобы сообщить эту новость; некоторые даже поют и танцуют перед его домом в сопровождении многих делегатов, проголосовавших в их пользу. Но Бен-Гурион не присоединяется к их ликованию. Для него результат голосования очевиден: большинство пошло не за ним.
