Кеннет Славенски - Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Разные телеканалы запускали длинные передачи, посвященные жизни Сэлинджера, стараясь максимально использовать те скудные сведения, которыми они обладали, и концентрируя внимание на непреходящем значении «Над пропастью во ржи». С экранов не сходила череда литературоведов, размышлявших о долговечности воздействия Сэлинджера на людские умы и анализировавших его творчество. Объект внимания перешагнул через культурные границы. Сэлинджер пользовался одинаковой популярностью и как герой новостных программ, и как предмет интеллектуальных дискуссий.
Смерть Сэлинджера стала первополосной новостью каждой американской газеты и большинства газет во всем мире. «Нью-Йорк тайме» напечатала большую статью о писателе, несмотря на то что годом ранее выступала против него в суде. Впервые за последние несколько лет на первой странице газеты появилось черно-белое фото, малоизвестный любительский снимок 1961 года, запечатлевший Сэлинджера с Уильямом Максуэллом. В дополнение к извещению о кончине писателя на первой полосе еще целый разворот «Таймс» был отдан выражениям неподдельного горя утраты. И в этом газета не была одинока. Потере, воспринимавшейся всеми как событие общенационального масштаба, свои полосы предоставили не только американские газеты, но и вся мировая пресса.
К сожалению, неожиданный всплеск едва ли не маниакального интереса к фигуре Сэлинджера поднял на поверхность муть всяческих вымыслов. Из раза в раз повторялось, что мать Сэлинджера родилась в Ирландии, а то даже и в Шотландии, что его привлекали девушки моложе двадцати лет и что питался он исключительно замороженными бобами. Почти сразу же после смерти писателя стали всплывать его прежде неизвестные фотографии. Как грибы пошли некнижные переиздания его рассказов, причем в подборках, которых Сэлинджер явно бы не одобрил. «Эсквайр» перепечатал «Сельди в бочке» и «Душу несчастливой истории», в то время как «Нью-Йоркер» дал возможность подписчикам электронной версии журнала загрузить двенадцать рассказов, назвав их «мемориальной коллекцией».
Темой номер один неизбежно стала тайна многих томов, якобы написанных Сэлинджером после 1965 года. Загадочное содержимое его сейфа сделалось постоянным предметом дискуссий, подогревавшихся утверждениями прессы, что писатель завершил по крайней мере пятнадцать полновесных романов. Даже Стивен Кинг высказался в том смысле, что мир наконец-то узнает правду, действительно ли Сэлинджер в течение всех прошедших лет накапливал великие шедевры. Весь литературный мир замер в ожидании.
Однако Корниш хранил молчание. Прошло четыре дня со смерти писателя, и, хотя пресса по-прежнему полнилась некрологами и всевозможными откликами, единственным заявлением семьи оставалось оглашение известия о кончине писателя. Тогда же Уэстберг обратилась к общественности с просьбой обеспечить семье ту же меру уважения и приватности, какая обеспечивалась Сэлинджеру. Соответственно не было никакого сообщения о времени, месте и способе погребения или кремации, равно как о содержании завещания и наполнении сейфа.
Первого февраля Америка почтила память писателя, когда Смитсоновский институт выставил его портрет в Национальной портретной галерее. Такая честь была бы немыслима при жизни Сэлинджера, и любовь к нему, сдерживавшаяся в течение полувека, не замедлила вырваться наружу.
В этих посмертных чествованиях была некая ирония. Ведь сам Сэлинджер наверняка бежал бы от них точно так же, как бежал от похвал при жизни. И все же его смерть имела по крайней мере одно последствие, которым он, несомненно, был бы доволен. Люди с новым интересом набросились на его книги. Через два дня после смерти писателя роман «Над пропастью во ржи» уже занимал пятое место в десятке национальных бестселлеров, притом что в 1951 году стоял на четвертом. «Amazon.com», крупнейший интернет-продавец и распространитель книг во всем мире, распродал не только весь свой запас романа «Над пропастью во ржи», но и все остатки сборников «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Выше стропила, плотники и Симор: Введение». Компания объявила, что книг в наличии больше нет. Америка раскупила всего Сэлинджера.
В те дни, когда вдали от чужих глаз предавали земле или кремировали Сэлинджера, начало происходить невероятное — серия отдельных мелких событий, которые в совокупности затмили все прочие попытки почтить его память. Сначала медленно, а потом со все возрастающей скоростью Интернет стали наполнять короткие импровизированные домашние видеоролики. Сначала нашелся один храбрец, не обеспокоенный тем, достаточно ли он фотогеничен, выигрышно ли смотрится в профиль и аккуратно ли причесан. Через день таких видеороликов были сотни. Через два дня их число достигло тысячи. Обыкновенные люди — в основном молодые — без смущения глядели в камеру и изливали свои чувства, совершенно не заботясь о том, услышит ли их миллион пользователей или вообще никто. Они говорили о Сэлинджере. Говорили о том, чем он для них был и что он дал им. Их переполняло желание рассказать всему миру, что его произведения — часть их жизни и что им будет очень его не хватать.
Затем, словно по единому наитию, почти все создатели видео стали делать одно и то же. Каждый брал в руки книгу и принимался читать вслух. Люди читали «Фрэнни и Зуи». Читали «Симор: Введение». Читали «Девять рассказов». Но чаще всего они читали «Над пропастью во ржи». Результат был ошеломляющий: сотни читателей одновременно произносили слова Холдена Колфилда — произносили дрожащими, срывающимися, но всегда идущими из сердца голосами, и каждый из них ощущал при этом, что он не один.
Всякий, кто хочет изучить — а тем более оценить — жизнь Дж. Д. Сэлинджера, должен прежде всего взять на себя обязательство рассмотреть ее во всей сложности. Он должен увидеть в нем и доблестного солдата, и несостоявшегося мужа, и творческую душу, и незащищенного человека, ищущего успокоительного одиночества.
Есть что-то в человеческом характере, заставляющее нас сокрушать кумиров, которых мы сами же и сотворили. Мы постоянно не по заслугам превозносим тех, кем восхищаемся, но потом, словно униженные тем величием, которое своими руками им навязали, испытываем позыв низвергнуть их. Но даже если сокрушение кумиров и заложено в нашей природе, точно так же в ней заложена потребность смотреть на что-то снизу вверх.
Не исключено, что по крайней мере в какой-то момент Сэлинджер действительно считал себя неким американским пророком, гласом, вопиющим в урбанистической пустыне. Сегодня его все еще упрекают за отречение от своей миссии, как будто он был обязан миру чем-то большим, чем он уже ему дал. И все же таким же мистическим образом, как в его книгах нисходят озарения, когда-нибудь, возможно, откроется, что Дж. Д. Сэлинджер уже давным-давно выполнил не только свой писательский долг, но и свое предназначение пророка. Что же касается оставшихся обязательств, то они возложены на нас самих. Так что история Сэлинджера продолжается, она лишь переходит от писателя к читателю, который должен ее завершить. Глядя на жизнь Дж. Д. Сэлинджера со всеми ее горестями и ошибками, вникая в смысл его творчества, мы невольно пересматриваем наши собственные жизни, переоцениваем наши отношения, подвергаем проверке нашу честность.
