Федор Раззаков - Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы
«Я умру этим летом» — написал Владимир Высоцкий весной 1980 года в одном из последних своих стихотворений. Эти его слова оказались пророческими: 25 июля он скончался.
В августе 1980 года ясновидящий Дезайи Холт предупредил Джона Леннона, чтобы он остерегался людей, носящих имена Белл, Ричард и Марк. «Королей убивают их придворные», — изрек Леннон в сентябрьском интервью журналу «Ньюсуик».
8 декабря 1980 года в 22 часа 50 минут у порога собственного дома Джон Леннон был смертельно ранен пятью выстрелами, произведенными молодым человеком по имени МАРК Чапмэн. Через несколько минут после этого в госпитале Джон Леннон скончался. Он пережил Владимира Высоцкого на 136 дней.
Убийца
По словам лечащего врача Владимира Высоцкого Михаила Буянова, Высоцкий уже в 1965 году был тяжелым алкоголиком. Невинные забавы тринадцатилетнего мальчишки, впервые принявшего в компании вина, через десять лет привели к хронической болезни. А ведь еще мудрый Платон предостерегал юношей до 18 лет от пагубного влияния алкоголя, ибо не годится, как писал философ, «к огню добавлять огня».
К концу жизни, уже не делая секрета из своей болезни, Высоцкий признавался Марине Влади: «Я уже пьян до того, как выпью. Потому что меня заносит. Потому что я на самом деле болен».
Вадим Туманов, касаясь этой же темы, вспоминал: «Иногда при нем скажу: а, этот… пьянь поганая». У Высоцкого глаза становятся такие виноватые, такие грустные. «Да это же я не про тебя, Володя…»
Внутри Высоцкого как бы жили два разных человека, два его Я, одно из которых толкало его наверх, к свету, другое — упорно убивало в нем личность, тянуло в пропасть. Точнее, чем он сам об этом написал, вряд ли скажешь:
Во мне два Я — два полюса планеты,
Два разных человека, два врага…
И я борюсь, давлю в себе мерзавца, —
О, участь беспокойная моя! —
Боюсь ошибки, может оказаться,
Что я давлю не то второе Я…
Искореню, похороню, зарою, —
Очищусь, ничего не скрою я!
Мне чуждо это Я мое второе, —
Нет, это не мое второе Я!
Владимир Высоцкий тем самым повторил судьбу многих российских поэтов, особенно трагическую судьбу Сергея Есенина, на могилу которого он так часто приходил в молодости и с кем позднее разделил землю Ваганьковского кладбища. В книге «Высоцкий на Таганке» есть прекрасное сравнение двух гениальных людей XX века: «С Есениным у Высоцкого вообще своя родственность. Нетрудно заметить самым поверхностным взглядом — немногие поэты имеют судьбу, так легко становящуюся легендой. Они эту легенду как бы сами и творят — еще при жизни. Другая родственность глубже и еще заслуживает изучения. В ней и «кабацкие мотивы», и та любовь — тоска по родине, которая не покидает нигде, ни за рубежом, ни дома. У каждого свой «черный человек» и своя «Русь уходящая», и нежность к слову, и надрыв, и внутренняя песенность слуха, и — временами — неизлечимая, ничем не заливаемая тоска».
Тоску эту и Есенин, и Высоцкий заливали одним — водкой. Мариенгоф писал о тяжком недуге Сергея Есенина: «В последние месяцы своего трагического существования Есенин бывал человеком не больше одного часа в сутки.
От первой, утренней рюмки уже темнело его сознание. А за первой, как железное правило, шли — вторая, третья, четвертая, пятая…
Время от времени Есенина клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новейшими способами. Они помогали так же мало, как и самые старейшие способы, которыми тоже пытались его лечить…»
Есенинская трагедия чрезвычайна проста. Врачи это называли «клиникой», он и сам в «Черном человеке» сказал откровенно:
Осыпает мозги алкоголь..
Но не являлось ли это пьянство своего рода отдушиной, тем средством, которое помогало Есенину или тому же Высоцкому снять с себя то колоссальное напряжение, которое наваливалось на них в периоды гениальных поэтических или иных озарений? И не прав ли М. Буянов, заявляя: «Художник всегда независим, он не повинуется начальникам, он сам по себе, он свято исполняет свое предназначение, он всегда неуправляем и непослушен. Он даже пьет, чтобы от него отвязались, чтобы не уподобляли себе».
Сергей Есенин, как и Владимир Высоцкий, был истинно народным поэтом, вкушавшим от официальных властей лишь тычки и зуботычины, но в народе имевшим стойкую любовь и признание. Он, как и Высоцкий, был женат на иностранке, что придавало его имени еще большую сенсационность и служило возникновению все новых и новых скандалов.
10 мая 1922 года, через неделю после того, как Сергей Есенин и Айседора Дункан поженились (Дункан в то время было 45 лет, Есенину — 27), они уезжают сначала в Европу, затем в Америку.
На Есенина заграница не произвела приятного впечатления, о чем он не преминул сообщить своей супруге. Начинаются первые скандалы. Есенин стал пить, и это несмотря на «сухой закон» в Америке…
Самый грандиозный скандал разразился в парижском отеле «Крийон». Крупнейшие американские газеты, такие, как «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йорк геральд», сразу же откликнулись на скандал в Париже, поместив сообщение о нем под огромными заголовками: «Айседорин поэт впадает в бешенство в парижском отеле», «Он рехнулся!» («Поэт разносит в щепки мебель в отеле. Танцовщица заявляет, что брак между ними невозможен»). Действительно, в номере, где остановились Дункан и Есенин, в ночь с 16 на 17 февраля 1923 года была разрушена вся мебель, разбиты зеркала и стекла, разорваны шторы — короче, был совершен настоящий погром. Наутро 17-го не только газеты, но и весь Париж занят исключительно погромом в отеле «Крийон»…
После этого скандала Есенин уезжает в Германию, бросая Дункан. И, как судачат злые языки, прихватывает с собой «в качестве сувенира» очаровательную 17-летнюю служанку Айседоры.
В конце марта Дункан на автомобиле прибывает в Берлин. Встреча ее и Есенина бурно отмечается в ресторане отеля «Адлон» и заканчивается новой ссорой, битьем посуды и попытками сокрушить мебель.
После этого наступает новое примирение, и 27 мая, вернувшись в Париж, Дункан устраивает Есенина в частную и очень престижную лечебницу «Маисон де Сантэ» в пригороде Парижа. В ней Есенин пробыл всего три дня, после чего выписался…
Основываясь на подобных безрассудных поступках Есенина, многие характеризуют его не только как алкоголика, но и как сумасшедшего. Был ли он таким на самом деле? Если был, то тогда остается только поражаться, как такой человек мог писать истинные поэтические шедевры. Например, в последнюю свою психиатрическую лечебницу Есенин лег 28 ноября 1925 года. И уже 28 ноября из-под его пера появляется стихотворение «Клен ты мой опавший» — шедевр. Неужели подобное мог сотворить умалишенный? Или, быть может, создание гениальных творений — это удел только умалишенных, людей «не от мира сего»? Хватило ведь духу ленинградскому «Клиническому архиву гениальности и одаренности (эвропатологии)» в 1925 году отнести к разряду «ненормальных» таких писателей, как Лев Толстой, Глеб Успенский, Лермонтов, Пушкин, Загоскин, Некрасов, Горький, Белинский, Гончаров, Блок, Фет, Бальзак, Стендаль, Эдгар По, Вольтер, Гюго, Кант, Гегель…
