Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908
Итак, от мысли о расчленении Китая отказались. Тогда власти ряда стран загорелись желанием принудить китайцев к новым зарубежным займам. У Роберта Харта по этому поводу возникли возражения: китайцы тратили четверть своего годового дохода на погашение уже накопленных долгов, и любое их наращивание могло привести к утрате этой страной финансовой состоятельности. Глубоко сочувствовавший китайскому народу, пребывавшему в полной нищете, Р. Харт с группой зарубежных специалистов занялся поиском новых источников финансовых поступлений. Наконец они убедили власти западных держав пойти на повышение ввозных таможенных ставок в Китае до 5 процентов (с 3,17 и меньше процента), а также на обложение налогом до того момента беспошлинного импорта: предназначенных для иностранцев товаров, таких как европейские вина, ликеры и сигареты. Тем самым часть бремени «боксерской» контрибуции удалось переложить на плечи жителей Запада[47]. Р. Харт подсчитал так, что новые поступления могли составить до 18 миллионов лянов серебром в год.
Цыси тоже обдумала новый источник поступления денег и подсчитала, что за счет повышения ставки импортной пошлины в казну ежегодно будет дополнительно поступать около 20 миллионов лянов. Повышения таможенных тарифов в Пекине добивались на протяжении многих лет, и, когда Ли Хунчжан в 1896 году совершал турне по Америке и Европе, одной из основных задач перед ним поставили убеждение западных правительств в полезности такого шага. В тот раз у него ничего не получилось. И на этот раз Цыси попросила своих представителей попытаться снова, а на помощь им призвала британца. Британцы связывали с Китаем самые крупные коммерческие интересы, и банкротство Поднебесной грозило им большими потерями. Цыси к тому же рассчитывала на английское чувство самообладания и умеренность. К тому же ей могли сообщить о предложениях Р. Харта. Британцы, а также американцы разработанную схему повышения ставок одобрили. Потом окажется, что суждения вдовствующей императрицы о той или иной нации были такими же точными, как суждения об отдельных людях. Дальше она наказала великому князю Цзину и бо-цзюэ Ли согласовать подходящие условия платежей таким образом, чтобы новых поступлений «хватало для выплаты контрибуции, и, даже если их будет недостаточно, разницу можно было бы не слишком накладно компенсировать». В конечном счете условия платежей установили на 39 лет так, чтобы ежегодные поступления составляли около 20 миллионов лянов серебром. (В дополнение к самим возмещениям предусматривалось начисление процентов.)
За счет новых сборов на самом деле удалось выплатить большую часть «боксерской» контрибуции и облегчить неподъемное бремя, свалившееся на китайцев. Обеспечив все эти новые источники дохода в казну главным образом за счет иностранцев и вороватых чиновников, а также убедив власти европейских держав согласиться на повышение ставок сборов за ввоз товаров, Роберт Харт оказал Китаю неоценимую услугу. В одном из писем того времени он выразил такое предположение: «Я так думаю, что принес некоторую пользу. Но оценить ее будет легче по прошествии времени, чем сейчас». Цыси высоко оценила его труды и присвоила ему звание, которого удостоились всего лишь два самых высокопоставленных сановника империи – наместник Чжан Чжидун и генерал Юань Шикай: «Младший опекун наследника престола». Вот только через 100 с лишним лет после кончины вдовствующей императрицы никакого признания или почитания в стране, для которой он сделал больше любого другого иностранца, да и подавляющего большинства ее граждан, Р. Харту не достается. Средний китаец сегодня о нем практически ничего не знает, зато «боксерская» контрибуция, упоминающаяся во всех учебниках истории, постоянно приводится в качестве повода для порицания «западных империалистов» и осуждения Цыси за то, что она отдала им свою страну в залог. С американцами все сложилось благополучнее, чем с Р. Хартом, ведь их поведению китайцы дали достойную оценку: после получения платежей за несколько лет оставшуюся сумму контрибуции в Вашингтоне списали, распорядившись так, чтобы эти деньги использовали в сфере китайского народного просвещения. На эти деньги основали главный китайский университет Цинхуа, а также отправили из Китая на обучение в США большое число молодых людей. США к тому же числятся единственной страной, власти которой вернули китайцам серебряные слитки, захваченные американскими солдатами во время вторжения международных экспедиционных войск. В 1901 году из кабинета председателя комиссии по соли в Тяньцзине они похитили 500 тысяч лянов серебром, а спустя полгода Пекину вернули его стоимость в сумме 376,3 тысячи долларов США.
Когда ближе к концу 1900 года Цыси получила проект «Боксерского протокола» и прочитала его, ее «охватили самые разные чувства», в том числе ощущение облегчения. Больше всего она боялась утраты ее страной суверенитета или принуждения ее самой к отставке в пользу императора Гуансюя. Ни того ни другого не случилось. Требования союзников выглядели обоснованными, и по сравнению с Симоносекским договором военная контрибуция представлялась не такой возмутительной. Из-за того, что союзники по большому счету сохранили императорские дворцы, а также столицу, отношение Цыси к Западу несколько потеплело. На протяжении ее изгнания вдовствующая императрица вспоминала былые события. Она видела, что ее политика привела к войне и злодеяниям, стоившим сотен тысяч жертв со стороны миссионеров, китайских подданных, ихэтуаней, военнослужащих и простых мирных граждан. Вспоминая, насколько сблизилась с «боксерами», Цыси считала, что «иностранцы слишком нас задирали». Но все-таки она признала, что, «раз уж я несу ответственность за свою страну, мне не следовало допускать катастрофического развития событий. Здесь у меня случился провал. Я подвела наших предков и очень подвела свой народ». Как раз в таком состоянии духа она в самом начале года выпустила указ, который назвала Декрет о самопорицании (цзыцзэ чжичжао). В этом указе она призналась в том, что «обдумывает последние события и ощущает себя пронзенной чувствами стыда и ярости по поводу допущенных ошибок». Она осудила «жестокую и невежественную чернь», нападавшую на христианские миссии и посольства, а также выразила благодарность за то, что западные союзники не опустились до возмездия зуб за зуб и «воздержались от посягательства на наш суверенитет и территориальную целостность». Много места она уделила тому ущербу, который нанесла сама: «Династию довели до края пропасти. Пристанища душ наших предков разрушили, а столицу разорили. Тысячи семей просвещенных чиновников остались без жилья, сотни тысяч солдат и гражданских лиц погибли или получили увечья…» Притом что она все-таки пыталась оправдаться и переложить часть вины на других сановников, в том числе тех, кто поощрял «боксеров», главную вину она брала на себя: «Какое я имею право упрекать других людей, когда не могу по достоинству упрекнуть себя?» Она делала акцент на ее собственном «раскаянии по поводу случившейся катастрофы» (хой-хо), которую она же и сотворила.
