Анатолий Кулагин - Визбор
Наступивший день — первый день без Визбора — не оставлял времени для скорби и требовал действий. Есть своя печальная мудрость в том, что хлопоты по организации похорон близкого человека отвлекают нас от горьких мыслей. Надо срочно что-то предпринимать — звонить, ехать, оформлять, договариваться… В первый момент взялся помогать друг Визбора и его тёзка Левычкин, который тоже приехал в больницу. Затем подключился Аркадий Мартыновский, человек административный и опытный.
Прежде всего — гражданская панихида. Визбор — такая всенародная фигура, что прощание должно пройти достойно, с выступлениями друзей, с теми словами, которые Юрий Иосифович заслужил. Где это провести? Позвонили хорошему знакомому Визбора Льву Маркову, главврачу спортивного диспансера на улице Чкалова. Лев Николаевич предлагает провести панихиду в актовом зале диспансера. А если, мол, у чиновников (которых «сомнительная» фигура Визбора всегда настораживала) будут претензии, то у нас есть зацепка: всё-таки Юрий Иосифович — наш пациент, он здесь лечился после полученной в Кировске травмы. Вариант хороший. Виктор Берковский и Игорь Каримов обсудили церемонию прощания, наметили выступающих. Но было у Маркова предчувствие сопротивления «сверху», и оно его не обмануло. Власти действовали и хитрее, и банальнее одновременно. Они не стали запрещать панихиду. Просто в день похорон, утром, Маркову позвонили из Ждановского райкома КПСС (в ту пору Москва административно делилась на районы и один из них был назван «в честь» известного сталинского душителя литературы Жданова) и сообщили, что как раз сегодня, 19 сентября, в помещении его диспансера пройдёт заседание районного партактива. Так что подготовьте, товарищ Марков, зал к такому ответственному мероприятию. В сущности, это была такая же трусость властей, как и на похоронах Высоцкого, когда «свыше» в театр пришло распоряжение раньше времени прекратить доступ для прощания с покойным. Теперь, четыре года спустя, история повторялась. Говорили, что сам товарищ Гришин, первый секретарь Московского горкома, сказал: нам, мол, второго Высоцкого не нужно. Газеты, радио, телевидение, разумеется, молчали: ну кто такой Визбор, чтобы информировать советских людей о его кончине?
В итоге панихиды в диспансере не было, хотя к нему уже стали подтягиваться люди. У входа дежурил Каримов: он объяснял пришедшим, как добраться до кладбища, куда Визбора повезут сразу из больничного морга. Но с кладбищем оказалось тоже непросто.
Хоронят у нас, как известно, по чинам. О том, чтобы рассчитывать на какое-либо престижное кладбище в центральной части города, не было и речи. В Моссовете работал знакомый Визбора и Мартыновского Владимир Совков, он и похлопотал. В итоге выделили место на Новокунцевском кладбище, только недавно открытом, недалеко от Кольцевой автодороги. Оно было образовано как филиал Новодевичьего — «главного» столичного некрополя. Тоже почётно, но — далеко.
Туда, в западную часть Москвы, двигалась днём 19 сентября большая кавалькада машин и автобусов. Можно представить, как растянулась бы церемония прощания, если бы весь этот транспорт добирался до кладбища «своим ходом». Опять выручил Совков: позвонил в ГАИ, и там для сопровождения колонны выделили две машины. Благодаря этому доехали организованно и быстро.
На кладбище за порядком следили ребята из КСП. Была опасность, что власти спровоцируют какой-нибудь инцидент, чтобы сорвать или скомкать церемонию. Кагэбэшники (в этих ситуациях всегда легко узнаваемые) были, естественно, тут как тут, и в большом количестве. Но Визбора хоронили НЕ ОНИ. Его хоронили люди, знавшие и любившие его. Актёр Валентин Никулин, дипломат Анатолий Адамишин, космонавт Виталий Севастьянов, Максим Кусургашев, Александр Городницкий, Евгений Клячкин, Сергей Есин, Игорь Саркисян, Вероника Долина, Юрий Сенкевич, Булат Окуджава… У Булата Шалвовича накануне была высокая температура — 39 градусов. Он и в день похорон чувствовал себя плохо, но, несмотря на дождь, приехал. Стоял в стороне, ни к кому не подходил…
Траурный митинг открыл — по должности — давний сослуживец и начальник Визбора, Борис Михайлович Хессин. Выступал Самарий Зеликин, с которым Визбор делал последнюю свою документальную картину — «Победная весна». Выступал Кавуненко. Выступал Ким, который в те годы — по следам запрета 1968-го — подписывался из цензурных соображений «Ю. Михайлов», и Хессин — человек чиновный — колебался, как его представить. Назвал-таки Михайловым, и в той обстановке это прозвучало ужасно нелепо…
А дождь шёл сильный, и ребята из КСП сделали даже специальный брезентовый тент для того, чтобы вода не попадала на гроб. И вот чудо — как раз в самый момент погребения дождь перестал идти и даже выглянуло солнце! А потом — полил опять. Нине Филимоновне и тогда, и потом всё вспоминались строки мужа: «Где с посохом синеющих дождей пройдёт сентябрь по цинковой воде…» Это — из песни 1981 года «Прикосновение к земле», где поэт словно предсказывал свой скорый уход:
Когда-нибудь, столь ветреный вначале,
Огонь погаснет в пепельной золе.
Дай бог тогда нам встретить без печали
Этап прикосновения к земле.
Вот он и прошёл «по цинковой воде» — последний сентябрь Юрия Визбора…
Потом были поминки в ресторане «Украина» в высотном здании одноимённой гостиницы: договорился Аркадий, у него там работал знакомый шеф-повар. Это совсем неподалёку от Киевского вокзала и от Студенческой — последнего визборовского адреса. Совсем недавно, в декабре 1983 года, Визбор отмечал там вместе с друзьями пятидесятилетие Юрия Пискулова.
…Вскоре после похорон правление жил кооператива дома на улице Чехова решило заняться квартирой Визбора. То, что без жилья оставалась его дочь Татьяна, что квартира была не получена от государства, а фактически куплена её отцом, для этих товарищей значения не имело. На собрании кооператива резко выступил Анчаров: «На войне за такие дела к стенке ставили. Это как с мёртвого сапоги стаскивать — мародёрством называется». Нина Филимоновна активно вступилась за дочь мужа и, поняв, что столкнулась с бетонной стеной равнодушия, с подсказки Тамары Покрышкиной (той самой, что когда-то оказалась её «свахой») написала письмо… Горбачёву, в ту пору ещё не ставшему генеральным секретарём, но уже переведённому из Ставрополя в Москву. И письмо помогло! Так Михаил Сергеевич делом доказал, что его слова о «мужской дружбе» с Визбором — не пустой звук. Квартира осталась-таки Татьяне, а когда впоследствии у неё появилась своя семья — и появилась необходимость и возможность переехать в более просторное жильё, в бывшей визборовской квартире поселилась Евгения Владимировна Уралова, в отстаивании её тоже участвовавшая: она собирала подписи жильцов в пользу Татьяны.
