Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)
— Вы это, Л.H., после прочтите.
Л. Н. не расслыхал и стал читать. А она как раз вернулась, но ничего не заметила, скоро опять вышла. Л. Н. сказал:
— Вы это напрасно, этого совсем не стоит делать.
Чертков сказал:
— Мы положим у вас на столе.
— Положите в папку, — сказал Л.H., — я потом в дневник положу.
Только что я успел спрятать бумажку, вошла Софья Андреевна.
Л. Н. встал и ушел к себе в спальню. Когда он вернулся, мы стали прощаться. Л. Н. просил остаться чай пить, но Владимир Григорьевич отказался и сказал:
— Я вас видел и рад, что вы еще живы.
Л. Н. пошел в залу.
Чертков стал прощаться с Софьей Андреевной, и она ему сказала:
— То есть что я его еще не уморила?
Чертков ей ничего не ответил и вышел.
Я сказал Софье Андреевне, что она напрасно приписывает такой смысл его словам. Мы знали, что Л. Н. нездоров и потому Чертков и сказал это. Впрочем, доводы бесполезны…
Я сказал, что мы с Владимиром Григорьевичем на одной лошади, и тоже простился.
В Ясной был Горбунов, который говорил раньше с Л. Н. о книжечках («Путь жизни»), Л. Н. постоянно на них радуется.
Внизу в прихожей и во дворе Чертков, я, Александра Львовна, Варвара Михайловна и Ольга Константиновна еще поговорили. Чертков решил телеграфировать Татьяне Львовне (Александра Львовна ей уже писала), так как с приездом А. (25–го) положение Л. Н. станет еще гораздо тяжелее. Хорошо еще, что… завтра уезжает.
На пути домой Чертков сказал мне, что Лев Львович написал ему письмо, в котором советует ему не ездить в Ясную или — выяснить отношения с Софьей Андреевной. Чертков говорит, что письмо написано в довольно спокойном тоне и что он рад ему, так как оно дает ему право написать Льву Львовичу об его отношениях к отцу, а иначе он не знал, как это сделать. Чертков думает также написать Софье Андреевне, а пока, кажется, хочет не ездить в Ясную, но предварительно спросит Л.H., как ему лучше.
24 июля. Целый день мы не имели никаких вестей из Ясной. Вечером, когда я приехал туда, Александра Львовна дала мне письмо С. А. Толстой к А. Л. Толстой от 24 июля 1910 и ответ А. Л. Толстой…
Когда я сказал Александре Львовне, что ее письмо очень хорошо написано, хотя плевать и не следовало, она сказала мне, что Л. Н. тоже одобрил ее письмо и сказал ей, что хорошо по крайней мере, что все выяснилось.
Александра Львовна сказала мне, что Софья Андреевна нынче спокойна. Я прошел к Л. Н. Там сидели Софья Андреевна и Ольга Константиновна. Л. Н. сидел в халате в углу в кресле, перед ним на раздвижном столике были расставлены шахматы, и он анализировал гамбит Муцио. Он не брал пешки е 6, а отступал ферзем с f 6 на f 5. Мы сыграли. Получилась очень живая партия, которую Л. Н. выиграл. Я сказал ему, что это у нас 599–я партия. Он удивился, что я записываю, и не ожидал, что мы сыграли так много.
Л. Н. чувствует себя несколько лучше, но ничего второй день не ел. Он спрашивал о моем здоровье и жалел, что я опять нездоров. За шахматами он сказал, что может быть съел бы что‑нибудь. Александра Львовна распорядилась, чтобы ему согрели обед. Он пошел в залу и поел. Софья Андреевна пришла после этого, стала предлагать ему есть и была очень недовольна, когда узнала, что Александра Львовна накормила его.
Подали чай. Л. Н. рассказал, что получил очень интересное письмо (от Овечкина из Нижегородской губ.), просил принести его и прочел вслух. Л. Н. сказал:
— Вот, Душан Петрович, у кого учиться хорошему русскому языку.
Письмо от старика, ищущего веры и сомневающегося в справедливости и возможности вечных мук на том свете. Он пишет, что получает «Биржевые Ведомости» и просит Л. Н. ответить в газете, а своего адреса не дает. Л. Н. очень жалел об этом, так как хотел ему ответить. Я посоветовал написать в редакцию «Биржевых Ведомостей», так как его адрес, как подписчика, должен быть им известен.
Л. Н. сказал:
— Вот что значит, что он в шахматы хорошо играет!
Пока Л. Н. читал, приехал Чертков, который не собирался в этот день быть. Он поздоровался с Софьей Андреевной и сел за чайный стол напротив Л. Н. Л. Н., читая, не заметил его. Прочтя письмо, он стал о нем говорить и вдруг увидал Черткова.
— Ах, батюшка! Да откуда он взялся?
Софью Андреевну всю передернуло.
Л. Н. спросил Черткова, слышал ли он письмо. Владимир Григорьевич сказал, что слышал вторую половину.
По поводу этого письма Л. Н. сказал мне:
— Как часто видишь, что люди религиозные, ищущие могут верить без веры в награду или наказание на том свете.
Софья Андреевна что‑то возразила о том, что вера в духовное начало в человеке — это та же вера в загробную жизнь.
Л. Н. сказал:
— У меня был на днях диакон, еще молодой, видно, недавно постриженный, и хочет выдвинуться, приезжал обращать меня. Меня много обращали, и у меня уже выработались ответы таким увещателям. Прежде всего я говорю им, что не хочу обращать их и прошу их и меня не обращать, — что я совсем не настаиваю, что моя вера истинная, но я так верю и не могу верить иначе, и надеюсь с этой верой умереть.
Л. Н. сказал еще:
— Когда бываешь нездоров, время необыкновенно быстро бежит. Я лежал нездоровый и читал в «Вестнике Европы» статью о Дарвине.
— Те, которые говорят, что мир был создан в шесть дней, гораздо ближе к истине, чем дарвинисты, говорящие о происхождении видов, о борьбе за существование. Они по крайней мере признают, что есть нечто, чего мы познать не можем, а дарвинисты думают, что они могут своими «происхождениями видов» объяснить сущность жизни. Может быть, их занятия и очень забавны и милы — вроде как мы с вами в шахматы играем, — но объяснить смысл жизни они никак не могут. Я предложил поиграть на фортепиано. Л. Н. обрадовался и сказал:
— Я хотел было вас просить, но вы говорили, что нездоровы, и я заробел.
Я сыграл Fis‑dur’Hyio прелюдию и As‑dur’Hyio балладу Шопена. После игры мы оставались недолго. Л. Н. неосторожно спросил Черткова:
— Вы согласны с тем, что я говорил относительно той бумаги?
Чертков ответил:
— Да, разумеется, я совершенно согласен с вами.
Софья Андреевна сейчас же оказалась около них и, очевидно, слышала часть их разговора.
Л. Н. еще спросил мнение Черткова о своем письме к Мооду относительно Марии Львовны, чего тоже не следовало говорить.
На обратном пути мы с Владимиром Григорьевичем говорили, что не миновать беды.
25 июля. Нынче я лежал после обеда. Неожиданно приехала из Ясной Ольга Константиновна и сказала, что ей нужно экстренно меня видеть. Жена привела ее ко мне в спальню. Ольга Константиновна рассказала удивительные вещи: вчера после нашего отъезда Софья Андреевна, разумеется, стала требовать, чтобы Л. Н. рассказал ей, о чем он говорил с Чертковым. Л. Н. сказал, что он не может ей всего говорить, что он может и желает говорить с Чертковым свободно и что странно, что она требует у него отчета в каждом слове.
