Джон Швед - КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)
Иногда эти интервью и полупубличные лекции печатались в таком виде, что идеи внезапно появлялись как бы ниоткуда, лишённые контекста — или же обрывались, не получая развития. В каком-то смысле это было в стиле Сан Ра: его идеи были почти всегда незакончены, и обрывались в одном разговоре, чтобы быть продолженными в интервью тем же (или следующим) вечером с другим журналистом. Их смысл прояснялся только после десяти или двадцати услышанных лекций или тридцати прочтённых интервью. В любом случае законченность была ему отвратительна — законченные вещи были «окончены», «завершены», мертвы. Но в немалой степени трудность понимания Сан Ра была результатом постороннего редактирования, сокращения, неточной передачи или плохого перевода.
Его речь была похожа на неустанный монотонный поток, впитывающий всё, что попадалось ему на пути — вопросы, комментарии, возражения, отвлечения. Он солировал словами — спрашивая и отвечая, используя любимые приёмы или прибегая к патентованным фразам, когда ему изменяли память или творческая способность, применяя риффы, поддерживая музыку своих слов в её движении вперёд потоком энергии, приводящим его в движение, поддерживающим в нём силу и помогающим внести долю опасности в его выступления. Сквозь все его речи красной нитью проходила мировая литература, ссылки на ежедневные новостные события или просмотренные телепрограммы. И он никогда не отходил далеко от христианского писания, которое использовалось им иногда иронично, иногда буквально. У него была характерная для проповедника любовь к развёрнутым метафорам, к доведению некой фигуры речи до точки разрушения, к пересмотру и изменению курса на середине предложения:
Люди очень похожи на приёмники и на динамики — что-то вроде усилителей. Они похожи и на инструменты, потому что у них есть бьющиеся сердца — это барабаны. У них есть ещё барабанные перепонки, и там же какие-то струны — так что по обоим сторонам головы у них по сути дела арфы. Если сыграть определённые гармонии, эти струны завибрируют в ушах и затронут разные нервы в теле. Когда в каждом человеке играет правильная вещь, эти струны автоматически правильно настроятся, и тогда человек будет «в тоне». Не будет никакого диссонанса, настройка будет идеальная — так же, как каждый отдельный автомобиль должен быть налажен особым образом, в зависимости от того, какой это автомобиль. В моей музыке есть такая вибрация, которая может дойти до каждого слушателя в зале — через чувство.
Хотя за ходом его мыслей следить было нелегко — и в личном разговоре, и читая запись его слов — тем не менее он был очаровательным, даже неотразимым собеседником, и по здравому размышлению в его словах обнаруживался некий причудливый смысл — правда, такой, который нелегко было донести до других.
Он говорил, что он не философ, он не занимается религией и политикой; он — творец, работающий на Творца, начальник «выборочной службы, которая находит тех, кто понимает Творца».
Я посланник кому-то, от кого-то и о чём-то… Хотите — слушайте меня, не хотите — не слушайте. Я как птица, поющая на дереве.
Журналисты, привыкшие в 60-е годы общаться с хиппи-христианами и индийскими мистиками, подходили к нему с некой предрасположенностью, которую он тут же развеивал: разве он практикует медитацию? «Я не занимаюсь медитацией — она слишком пассивна. Меня интересуют размышление и ретроспекция.» Что он думает о растафарианцах? «Они ничего не знают о Ра!» Верит ли он, что с новым тысячелетием нас ждёт конец света? Мы уже прошли одну границу тысячелетий; фактически мы пережили апокалипсис: правильно, мы живём в Последние Времена, но в последнем приступе изумления. Мы живём после конца света. Разве вы не знали?
Многое из того, что он говорил в публичных разговорах и интервью, говорилось ради шока — особенно, когда приходилось разговаривать с журналистами; ему нравилось читать о возмущениях, вызванных диковинными цитатами, приписываемыми ему. Однако за всем этим фиглярством и шутками стояла трезвая целенаправленность. Он наслаждался двойственностью и двусмысленностью (своими качествами Близнецов) и стирал или смазывал все возможные грани: земля/космос, чёрное/белое, ангел/демон, добро/зло, женское/мужское, святое/светское, блюз/спиричуэлс.
Хотя сначала журналистам не приходило в голову спрашивать о его половой жизни, в поздние годы им захотелось это узнать. Группа живущих вместе чёрных мужчин в 60-е годы рассматривалась как некий коллектив, некая декларация собственной черноты или не вызывающая вопросов оборонительная позиция. Аскетичный и безбрачный стиль жизни был законным выбором чёрного мужчины и воспринимался как средство накопления сил для грядущих катаклизмов. К 80-м годам общая парадигма сдвинулась от коллективного к личному, и начали подниматься сущностные вопросы индивидуальной личности. Будучи спрошен, почему он так и не женился, Сан Ра отвечал: «Они не женятся и не отдаются в брак, но живут как ангелы, светящие подобно солнцу» (хитрый парафраз евангельского стиха Мф 22:30, в котором Иисус также говорит, что Бог — это бог живых, а не мёртвых). Или же он говорил, что дети ведь не думают о сексе, так зачем думать ему? Он стал выше всего этого. Он отрёкся от применения музыки в качестве средства полового соблазна или стимуляции; и хотя в их выступлениях в Slug's присутствовал известный налёт дикости и распущенности, но как только какая-то женщина в пьяном танце начала раздеваться, Сан Ра остановил группу и отказался продолжать, пока её не выведут из клуба.
Для многих было удивительно узнать, что Сан Ра — консервативный человек, во многих отношениях истинный южанин. Люди, знавшие его много лет, удостоверяют его безбрачие и скромный образ жизни практически во всём. Он не давал никому употреблять наркотики — ни себе, ни другим. Основание для этого было сугубо практическое — они его затормаживали: «Я пытаючь повысить свои естественные способности, двигаться быстрее и быстрее, без ограничений. В технологии есть прогресс, но человеческий дух статичен.» Широко сообщалось, что он не пьёт, однако время от времени ему нравилось выпить стакан вина или бурбона Old Granddad — хотя он был строг по отношению к выпивке до или во время выступления. Однажды он выгнал со сцены великого басиста Жако Пасториуса, увидев, в каком тот состоянии. Он любил поесть, и хотя часто мог в этом отношении идти на риск, его вкус склонялся к фруктам, овощам и традиционным блюдам домашней южной кухни. Он подозрительно относился к врачам, а ещё более подозрительно — к лекарствам, которые вмешивались в его естественное состояние, предпочитая лечиться традиционными травами. Он верил в эффективность худу- и вуду-колдовства, и однажды в Амстердаме купил куклу, про которую ему сказали, что это вуду-амулет — а потом грозил ею некоторым участникам Аркестра.
