Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
«22 марта Продолжаем прыследовать немцы бросают все машыны повозки з грузами и нам достаются хорошые трофеи ром всевозможна жратва нашы танкы с флангов обходят перерезают дорогу а по за дорогой грязь чорт сам не проедет и немцы бросают машыны пытаются убежать сами но здесь пехота тут как тут На одном прывале нам обявили тревогу в руже немецкие автоматчики шли в контратаку но оказалось они прышли здаватся человек 200 в этот день мы продвинулись 40 км»
— Как поступили с этими пленными?
— У нас в полку охранять их некому было, а при штабе танковой бригады для этих целей существовало специальное подразделение. Поэтому мы отправили пленных в штаб бригады. К тому времени в бригаде их было уже тысячи полторы. Из трофеев брали в основном еду или выпивку, в качестве игрушек — немецкие пистолеты. Когда попадалось барахло, складывали его в мешки, и — в машину. Бывало, столько натащим этих мешков, что в кузове самим места не оставалось. Тогда создавалась так называемая нейтральная комиссия, которая проверяла мешки и все, что «не нужно для войны», выбрасывала за борт. В этом случае оставались только одеяла, чтобы но: ью укрыться. А в Польше у нас много было перин, на которых хорошо спать и сидеть в дороге.
Но ничего такого, чтобы лично присвоить, тем более отправить домой — не брали. Даже в мыслях этого не было. В Польше, например, одеяла хорошо шли на самогон. Кстати, на самогон меняли и свои плащ-палатки. А зачем она нужна, если под дождем в ней за час промокаешь? Родимая солдатская шинель спасала нас и от холода и от дождя. Из машин забирали аккумуляторы и запчасти. Оставшееся растаскивали местные жители. Бывало, едешь по тылам через несколько дней после того, как здесь прошли наши войска, и видишь, что от машин почти ничего не осталось. Трофейное оружие тоже использовали. К примеру, много летало «мессершмиттов» с ярко нарисованными большими звездами, чтобы наши зенитчики их не сбивали. Мы применяли немецкие мины. Правда, они были 119-миллиметровые, но из наших 120-миллиметровых минометов ими можно было стрелять не прицельным огнем, а по площадям.
«23 марта Мы подошли к городу Чиртков в котором немцы организовали оборону но не долго держалась эта оборона за два часа город был взят и в городе осталось много разных трофей Машыны танкы склады разные Я первый попал в военгородок где немецкие казармы были Там был готов завтрак тарелки с супом стояли на столе Они даже не успели позавтракать И сейчас они шагали в глубокий наш тыл под конвоем За городом много машын бросил около 3 тысяч эту автоколону обошли наши танкисты и всех шоферов какие не сдавались в плен перебили а их было здесь негде было пройти да и генерала какого то хлопнули на машынах было разное барахло которое они награбили в советских жытелей кур жывых свиней словом все что им попадало под руки Словом всякой разности здесь было много но а нам больше нечего не надо выпить закусить и больше ничего
24 марта все прыследуем и сегодня мы добрались до Днестра здесь немец на протяжении 15 км. все забил машынами а сам пытался спастись бегством но здесь автоматчики их отозволили от тяжелой беготни И вот мы в городе Залещыках где идет граница с Северной Буковиной румыны пытались задержать нас на Днестру ну их как жыманули они и смазали пяткы во свояси кудато в Бухарест А мы начали строить переправы машыны танкы вплавь перешли и погнали мамалыжников которые чапают без оглядкы к Антонеску и уже наши ныдалеко от Черновиц»
— С румынами я познакомился под Сталинградом. Мы знали, что немцы им не доверяли, снабжали их плохо. Но и солдаты они против немцев — второй сорт. В тылу грабили наше население, последнее забирали. Итальянцы тоже были не воины. Под Сталинградом приходили сдаваться без боя. Бросали нам под ноги свои винтовки со словами: «Тебе это нужно, а мне дай поесть!»
«Здесь мне как то непрыятно было как только вошли женщыны целуются цепляются на шею а одна старушка поцепилась на шею ели вырвался»
— Поляки нас встречали так, что продвигаться войскам не давали. Лезли прямо под колеса, под гусеницы, обнимали нас, целовали, угощали чем могли. А потом все вдруг переменилось. Одному в тылу на польской земле опасно было ходить — убьют! Часто пропадали солдаты… А через некоторое время мы находили их трупы, которые и не пытались прятать. В нас стреляли из трофейного оружия, кололи вилами. Мы не сразу поняли, что, встречая нас как освободителей, они в то время не предполагали, что им придется отказаться от своего довоенного образа жизни. Конечно, они не хотели установления нашего строя, были запуганы советскими колхозами. С этим мы готовы были согласиться. Ну так при чем тут солдат?..
Поляки к земле относились свято. Если скажешь красивой полячке, что у тебя в России 5–10 гектаров земли, она тут же обещает выйти за тебя замуж. Но, правда, с оговоркой: только после войны. Озлясь, что не получил свое, тут же признаешься: у нас земли на каждого солдата только по два квадратных метра, на которой ему могилу выроют, а остальное все — колхозное. Уходя, немцы запугивали поляков колхозами. А как они умели это делать, мы убедились еще под Курском. Над одной из деревень немцы сбросили с самолета еврея с запиской: «Нам он не нужен, а вам будет председатель колхоза».
«25, 26, 27 марта в Залещыках жывем хорошо везде угощают водкой чем попало 27 марта я поехал через Днестр в Буковину на сахарный завод за сахаром Там на заводе мне румынскый инженер дал сахару и я отправился по Днестру в Залещыкы по дороге гранатамы наглушыл рыбы кг 12 рыбца Мы хорошый закусон прыготовили А вечером готова переправа и мы переехали в Буковину Ночевали в одной деревне в которой много хороших девчат 28 мы прыбыли в Городенко где я напылся как сапожник а ночю ходил с пакетами по всему городу иская адресатов а город не знаком
29 марта выехали на передовую в г. Тулумач Часов в 2 мы доехали до Тулумача где сразу на нашу машыну набросились мистера и начали швырять бомбы потом с пулеметов прочесывать Но нечего он не сделал вокруг хаты побил а мы не вредимы и вот только улетел мы на машыну и айда Но вдруг видим уже метров 300 от нас мистера пикируют на нас Я на ходу прыгнул с крыла машыны на дорогу и сразу засверкали в меня в глазах разрывные пули которые рвались 3 м от меня и на них было противно смотреть 3 боку меня загорелась солома и стала догорать до меня тут мистера ушли считая что они с нами разделались но оказалось что они даже ни кого не ранили Только в машыне один бак пробили с маслом»
— Тут нашему водителю Роговскому повезло. Мы успели разбежаться, а он упал под заднее колесо. Кузов весь изрешетило, а у него ни единой царапины. Разрывные крупнокалиберные пули не ранили — если уж попадала, то сразу насмерть. Даже винтовочная разрывная, скажем, зацепит руку — словно секирой отрубит ее. Шитикову простая пуля ударила в спину, пробила легкие, и он остался жив. А я видел солдат, которым разрывная крупнокалиберная пуля попадала в то же место, так в спине — только дырка, а всю грудь разрывало. И во время и после атаки самолета мы старались сразу не подниматься. Лучше уж вместе с соломой гореть. Во-первых, от осколков — верная смерть. А во-вторых, чтобы пикировщики побыстрее улетели, надо было притворяться мертвым — если немец видит, что внизу еще кто-то шевелится, он будет атаковать до тех пор, пока боеприпасы не кончатся. А вскочишь, побежишь — значит, не только себя, но и других подвергнешь риску.
