Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
После этой карантинной процедуры, которую мы, пассажиры, восприняли как издевательство над людьми в состоянии беженской бесправности и беззащитности, мы двинулись дальше, держа курс на Салоники. Пришли мы туда около 29–30 января (старого стиля), и вновь взвился на нашем пароходе желтый карантинный флаг. Здесь уже никого на берег не спустили. Мы написали греческому митрополиту Геннадию, надеясь, что он нам поможет получить разрешение побывать на берегу и посетить храм св. Димитрия Солунского. Молчание… На рейде мы простояли до 3–4 февраля. За эти дни мы вновь (как и в Константинополе, когда нас принудительно купали) больно почувствовали нашу эмигрантскую беззащитность. Однажды над нами поглумились французские солдаты. К нашему пароходу подплыли шаланды, наполненные навозом, и солдаты раскидали его в воду так, что мы оказались в навозном круге… На нашу психику это глумление подействовало ужасно… Наконец нам объявили, что нам приготовлен поезд в Сербию и мы можем съезжать на берег. Наспех собрав пожитки, пассажиры повалили с парохода. На берегу нас ожидали грузовики. Лишь сев в вагон, мы вздохнули впервые с облегчением. Мотанью по морю — конец! Опять твердая почва под ногами!..
Проехав небольшое расстояние по Греции, мы достигли пограничной станции Гевгелии. Началась проверка паспортов. Мы сразу почувствовали иное отношение: благожелательность, отсутствие придирок, грубости… При пересадке с поезда на поезд начальник станции радушно пригласил нас, архиереев, в свою комнату и угостил закусками и вином. С каким наслаждением после голодовки и при упадке сил мы выпили по стакану вина! Как мы были благодарны этому доброму человеку! Вино нас сразу согрело и подкрепило. На станции всем пассажирам роздали по банке мясных консервов: они показались нам лакомством…
До Белграда мы ехали около суток. Дорогой мы любовались живописной долиной реки Вардара, ущельями, горами… На остановках в Скоплье, Нише… мы могли уже приметить сытость, достаток сербского населения: в витринах лавочек уже белый хлеб… — в нашем беженском представлении несомненный показатель благополучия.
По совету спутников-сербов мы с дороги послали телеграмму митрополиту Димитрию Белградскому следующего содержания: "Пять русских архиереев прибывают (по-сербски "долазят") Белград просим вашего гостеприимства. Евлогий Георгий Митрофан Гавриил Аполлинарий".
В Белград наш поезд прибыл утром 5 февраля. Не успел еще поезд поравняться с платформой, смотрю, стоит мой приятель граф В.Бобринский и машет издали фуражкой. Мы тоже замахали ему из окна. Однако поезд у платформы не остановился: нас сразу отвели на запасной путь и приступили к проверке бумаг. В это время подъехала к вокзалу карета; из нее вышел маленький епископ и направился к нам. Это был преосвященный Досифей Нишский, воспитанник нашей Киевской Духовной Академии, друг русских, а потом завязавший и со мною самые добрые, дружественные отношения. Владыка обратился ко всем нам с радушным приветствием:
— Приветствую вас, владыки, с любовью, а также и всех вас, русских… — обратился к нам преосвященный Досифей. — Мы рады оказать вам гостеприимство за все то, что русские для нас сделали. И это не фразы…
Эти слова были сказаны искренно, горячо.
— Справляйтесь с бумагами, а потом прошу вас пожаловать к митрополиту… — сказал, обращаясь к нам, архиереям, епископ Досифей.
С вокзала нас направили в казарму, в карантин. Тут образовалась очередь к доктору на освидетельствование. Сербские власти боялись тифа. В нашей партии кое-кого оставили в карантине; у одной двенадцатилетней девочки оказалась корь. Граф Бобринский уговорил нас последовать за ним, не дожидаясь освидетельствования. Он провел нас задним ходом, мы прибавили шагу — и выскользнули из казармы. Бобринский посадил нас на трамвай, и мы поехали на окраину города, где он жил, ютясь в маленькой квартире.
Графиня встретила нас радушно и прежде всего предложила помыться. Это было нам необходимо: мы были черны от грязи. Гостеприимные хозяева накормили нас блинами. Во время завтрака мы узнали, что граф Бобринский уже в контакте с митрополитом Димитрием и епископом Досифеем и что нам уже приготовлены комнаты у каких-то радушных хозяек. Князь Жевахов непринужденно объявил Бобринским, что он у них намерен остаться… — и остался.
Мы пришли в новое наше обиталище, отдохнули, а часа в три-четыре отправились представляться митрополиту Димитрию [103].
Нас встретил глубокий старец, добрый, ласковый, чуть с хитринкой, — тип восточного иерарха.
— Будете жить у нас, мы вас устроим, устроим… а теперь идемте ужинать, — ласково сказал он нам.
К ужину собрались все сербские архиереи во главе с епископом Досифеем. Этой трапезы, этого широкого славянского гостеприимства я не забуду никогда… Сколько было проявлено к нам радушия, тепла! И с какою непосредственностью, простотою… Митрополит предложил нам ежедневно обедать в митрополичьем доме, в трапезной членов Синода, но подчеркнул, что пока наше устройство временное, но надо подумать и о более прочном.
— Я предлагаю вам потом расселиться по нашим монастырям. Все будет там к вашим услугам, вам будет предложено полное обеспечение.
На другой день мы узнали, что король Александр выразил желание повидать нас, и мы в назначенный день и час все впятером отправились во дворец.
Король ласково встретил нас, расспрашивал о русских делах, вспоминал Россию… После аудиенции через нашего представителя Штрандмана каждому из нас вручили по 1000 динар. Тут возникло недоразумение с князем Жеваховым; он считал себя членом нашей архиерейской компании, как бывший Товарищ обер-прокурора, и высказал неудовольствие, что мы не разъяснили этого нашему представителю… "А иначе каждый из вас должен поделиться со мною", — заявил он.
Постепенно мои спутники стали разъезжаться по монастырям. Первым уехал епископ Гавриил, потом владыка Аполлинарий, за ним епископ Митрофан и епископ Георгий с неразлучным своим спутником архимандритом Александром.
Я остался в Белграде. Митрополит Димитрий относился ко мне очень хорошо, не отпускал: "Поживите, освойтесь… Может быть, займетесь своими русскими общественными делами…" Он часто приглашал меня к себе, беседовал со мною, перезнакомил со всеми сербскими иерархами, предлагал служить; я получал от него приглашения на хиротонии, на торжества, — словом, он старался меня развлекать.
Жил я теперь у новых хозяек. Епископ Досифей нашел мне комнатку в маленьком домике у вдовы убитого на войне майора Десанки Вучкович и ее старушки матери. Приняли они меня с любовью, относились с редкой заботливостью и брали с меня очень дешево.
