Жак Аттали - Карл Маркс: Мировой дух
Делегаты заложили основы нового Интернационала, который вскоре получит известность под названием социалистического. Как и Первый, Второй интернационал ставил во главу угла парламентскую деятельность и придерживался духа марксизма. В него должны были войти не только партии, но и профсоюзы. Зато, в отличие от Первого интернационала, каждая национальная секция пользовалась полной автономией; это была федерация национальных партий с едва намеченной структурой, без секретариата. Анархистов, отвергавших политическую деятельность, из нее исключили.
Основные споры разгорелись по поводу альтернативы между революцией и реформой, а также по поводу колониализма. В продолжение кампании, начатой в США Федерацией труда, было решено организовать 1 мая следующего года международную демонстрацию с требованием восьмичасового рабочего дня.
Энгельс, внимательно следивший за образованием социалистических партий и написанием программ, добился своего избрания почетным президентом нового Интернационала. 18 декабря 1889 года он вновь заявил о необходимости создать, в особенности в Германии, сильную коммунистическую партию — авангард рабочего класса. Он писал одному немецкому другу: «Для достижения победы грядущей социальной революции пролетариат должен прежде всего образовать автономную партию, сознательную классовую партию, отдельную от всех прочих. Это можно прочесть уже в „Коммунистическом манифесте“, написанном в 1847 году».
Каутский, продолжавший вместе с Бернштейном работу по расшифровке третьего и четвертого томов «Капитала», развелся; Луиза вернулась в Вену и вновь стала работать сестрой милосердия. Бебель предложил Каутскому стать функционером СДРП и занять высший административный пост — генерального секретаря. Каутский вернулся в Германию, захватив с собой («чтобы продолжить работу») рукопись четвертого тома, но только ее: Энгельс не желал ничего ему отдавать. Бернштейн сменил Каутского, имея все ту же задачу: вернуть в Германию все рукописи Маркса.
В том году Социал-демократическая рабочая партия изменила название и стала Социал-демократической партией Германии (СДПГ), это имя она носит и до сих пор; под руководством Либкнехта была разработана программа, к которой Энгельс, вмешивавшийся во все, приложил свою руку: всеобщее избирательное право, социальная защита и пенсия для всех, защита безработных и признание профсоюзов; предлагалось кое-что обобществить, но объекты коллективизации подробно не приводились. 20 марта 1890 года канцлер Бисмарк подал в отставку; на выборах СДПГ получила голоса.
В письме Полю Лафаргу от 27 августа Энгельс передает фразу, которую Маркс несколько раз повторил в конце своей жизни: «Я не марксист». В Берлине Каутский женился на другой Луизе, которую называл Люизой, чтобы отличать от первой…
Восемнадцатого ноября 1890 года Хелен Демут умерла от рака; ее похоронили прямо в могиле Марксов, рядом с супругами и маленьким Гарри, на кладбище Хайгейт, как того хотели Карл и Женни. Четыре дня спустя Энгельс написал о ней в старой газете чартистов: «В том, что касается меня, работа, которую я смог осуществить после смерти Маркса, в большой степени обязана собой солнечному свету и поддержке, которые несло с собой ее присутствие в доме». Ф. Лесснер представляет дело иначе: «Утрата Хелен Демут была очень тяжела для Энгельса. По счастью, в скором времени госпожа Луиза Каутская, ныне госпожа Фрейбергер, решила переехать из Вены в Лондон, чтобы вести дом Энгельса». На самом деле все было опять-таки по-другому: в Лондон Луизу прислали Бебель и Либкнехт, поскольку им нужен был там «свой человек», а они уже совершенно не доверяли Бернштейну, позволявшему себе такие, на их взгляд, недопустимые вольности, как критика Маркса. «Поселиться в Лондоне — долг перед партией», — объяснили они Луизе, а та по приезде повторила эти слова Элеоноре, которая сообщила о них Лауре в письме от 19 декабря 1890 года. Задача Луизы была такой же, как у Каутского и Бернштейна: вернуть, как только это станет возможно, рукописи Маркса в Германию.
В 1891 году на Первый конгресс социалистического Интернационала в Брюсселе съехались представители профсоюзных конфедераций, рабочих коллективов и партий. Чуть позже на Первом конгрессе СДПГ в Эрфурте Карл Каутский выразил мнение всех немецких социалистов, заявив, что спонтанное развитие капитализма должно привести к революционному взрыву. Все полагали, что победа социализма отныне уже не вызывает сомнения, что она в порядке вещей; власть скоро окажется в их руках.
Либеральное и христианское руководство тоже этого опасалось, и в том же году папа Лев XIII в энциклике «Rerum novarum» (о положении трудящихся) призвал государства «стараться, чтобы у рабочих весь год была работа, и образовать фонд, из которого члены могли бы получать пособие не только в совершенно исключительных случаях, но и в болезни, в старости или в несчастии».
Вслед за немецкими товарищами и по их примеру французские социалисты организовали свою партию и вошли в парламент. Французская рабочая партия под руководством Геда и Лафарга насчитывала тогда всего две тысячи членов; ее газета «Социалист» плохо распространялась. Ее целью было стать «инструктором и агитатором» революционного социализма, что подразумевало издание газет, брошюр и проведение митингов. Гед заявил: «Мы знаем только две нации: нацию капиталистов, буржуазии, имущего класса, с одной стороны, а с другой — нацию пролетариев, массы обездоленных, трудящегося класса. И все мы, французские социалисты, и вы, немецкие социалисты, принадлежим к этой второй нации. Мы из одной нации: рабочие всех стран образуют единую нацию, противостоящую другой, которая тоже одна и та же во всех странах».
Восьмого ноября 1891 года Поль Лафарг был избран депутатом по первому округу Лилля.
В 1893 году была перевернута еще одна страница: Проспер Оливье Лиссагаре оставил газету «Батай» и отошел от общественной жизни; его книга о Парижской коммуне сразу после своего выхода стала классикой.
О состоянии духа Энгельса в том году можно судить по одной примечательной истории: в апреле русский студент Алексей Воден, эмигрировавший в Лозанну, захотел поехать в Лондон, чтобы работать над историей английской философии; он попросил у Плеханова рекомендательное письмо к Бернштейну и Энгельсу; вождь русских марксистов устроил ему форменный экзамен «по философии истории Маркса и по философии истории Гегеля, по субъективистам-народникам, настаивая на непридирчивом и сжатом изложении; по второму тому „Капитала“… по Прудону (без использования „Нищеты философии“); наконец, по Фейербаху, Бауэру, Штирнеру, Тюбингену…». Удовлетворенный его ответами, Плеханов вручил ему письмо и попросил переписать для него в Британском музее длинные отрывки из «Святого семейства». Когда Воден приехал в Лондон, Энгельс, работавший тогда над третьим томом «Капитала», расспросил его о русских народниках и о их разногласиях с Плехановым; Энгельс объяснил, что «желал бы, чтобы русские — да и не только русские — не подбирали цитат из Маркса и его, Энгельса, а мыслили бы так, как мыслил бы Маркс на их месте, и что только в этом смысле слово „марксист“ имеет raison d'être…». В следующие дни Энгельс предоставил Водену возможность читать ранние рукописи Маркса. Он спрашивал, какие ранние произведения Маркса и его собственные интересуют Плеханова и его друзей и по какой причине. Воден приводил всевозможные доводы в пользу скорейшей публикации всех философских произведений Маркса и совместных с Энгельсом трудов. Энгельс сказал, что неоднократно слышал то же самое от некоторых немцев, но попросил признаться откровенно, что тот считает наиболее важным: чтобы он, Энгельс, провел остаток жизни, издавая заброшенные рукописи сороковых годов, или чтобы после выхода третьего тома «Капитала» он занялся изданием рукописей Маркса по теории прибавочной стоимости? Воден призывал Энгельса извлечь из незаслуженного забвения хотя бы основные философские работы Маркса, поскольку одного «Фейербаха» недостаточно. Тот сказал, что для того, чтобы разобраться во всем этом старье, нужно интересоваться Гегелем, которым теперь не интересуется никто, точнее говоря, «ни Каутский, ни Бернштейн».
