Нил Никандров - Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло»
Нарушая хронологию повествования, скажем, что Кастро лишь однажды был удостоен беседы наедине с Пием XII. Это произошло после возвращения его из Парижа, где он участвовал — в качестве дипломата Коста-Рики — в работе VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Папа римский обратился к Кастро с просьбой прокомментировать итоги столь представительного форума. Григулевич вспоминал позднее:
«Я ответил ему следующим образом. Русские ведут себя очень уверенно и пользуются успехом у многих делегаций, поскольку выступают против неприкрытого колониализма западных держав. В частности, они разоблачают имперскую политику англичан на Ближнем Востоке, которая неизменно пользуется поддержкой Вашингтона. Парадоксально, но две ведущие западные страны все больше дискредитируют себя среди малых наций и народов! Советский Союз при любой возможности заявляет о своем стремлении к миру, а западные государства используют воинственную лексику, угрожая вооруженным противостоянием “красному блоку”. Создается впечатление, что Запад смертельно боится русских. Как следствие, общественное мнение склоняется в пользу СССР…»
Выслушав речь Теодоро Кастро, папа римский сокрушенно покачал головой:
«Печальные новости, сын мой. Положение складывается серьезное. Наша беда не в недостатке силы, а в моральном кризисе, который переживает западная цивилизация. Новая мировая война может принести только беду и никакого утешения страждущему человечеству…»
Однако это были только слова. Пий XII без колебаний включился в «холодную войну», призывал к «крестовому походу» против коммунизма. Как писал позднее Григулевич, папа «мучительно переживал тот факт, что в годы войны в рядах Сопротивления установились дружественные связи между коммунистами и католиками, которые продолжали свое сотрудничество в правительствах национального единства после разгрома фашизма. В сближении католиков и коммунистов, в их стремлении вместе бороться за мир и социальный прогресс, за преобразование общества на более справедливых социальных основах Пий XII видел угрозу влиянию католической церкви»[90].
В своей монографии «Папство. Век XX» Григулевич, характеризуя Пия XII, воспользовался оценками лиц, лично знавших папу римского. Конечно, Иосиф соотносил их со своими наблюдениями с «натуры», и потому «мозаичный портрет» оказался предельно объективным. Резидент «Макс» не без уважения относился к интеллекту Пия XII. И был в этом не одинок. Достаточно сказать, что английский писатель Грэм Грин считал папу одним из наиболее просвещенных умов западного мира в XX столетии. Близкие к Пию XII люди единодушно называли его знатоком классической музыки и литературы, талантливым дипломатом-миротворцем. Он обладал высокой работоспособностью. Его помощники изнемогали от множества срочных дел, которыми заваливал их папа. Подлежащие рассмотрению дела привозили на утренние доклады на двух или трех тележках. Свои выступления Пий XII готовил сам и нередко лично печатал их на портативной машинке. Готовя свои доклады, Пий XII знакомился с литературой по той или иной теме, подбирал нужные ему факты и компоновал текст, включая в него подходящие цитаты из Библии. Свои проповеди и энциклики папа римский заучивал наизусть. Когда он говорил, одухотворенное его лицо, достойное кисти Эль Греко, вызывало священный трепет у присутствующих. Литературно-религиозное наследие Пия XII превышает 20 томов!
Пий XII был умерен в еде, не употреблял спиртное, не курил. Он почти не улыбался и тем более избегал смеяться при публике. Любимым его занятием в редкие минуты досуга были одинокие прогулки по дорожкам загородной резиденции Кастель Гандольфо. Папа римский не любил советов, в какой бы форме они ему ни высказывались. Это воспринималось им как высшая форма бестактности. Лицо Пия XII становилось непроницаемым, почти враждебным. Человек, допустивший подобный промах, как правило, вычеркивался из списков лиц, имеющих право на аудиенции. По мнению Григулевича, каких-либо пороков или слабостей за Пием XII не водилось, если не считать его глубокой привязанности к своей экономке — немецкой монахине Паскуалине Ленерт. Он познакомился с ней в начале 1917 года в одном из швейцарских санаториев. Монахиня работала медсестрой. С избранием Эудженио Пачелли папой Паскуалина поселилась вместе с ним в его покоях.
* * *Но вернемся к Фигересу.
Отношения «Макса» с ним достигли такой степени доверительности, что экс-президент Коста-Рики предложил своему «коммерческому партнеру» стать его политическим представителем в Европе. Фигерес намеревался вернуться к власти путем демократических выборов. В 1948 году он занял пост президента в результате кровопролитной революции, во многом благодаря американской помощи. Но времена изменились, и демократически избранные президенты котировались в США чуть больше, чем диктаторы.
Из всех возможных «разработчиков» политической предвыборной программы Фигерес предпочел Кастро. И «кофейный бизнесмен» написал ее, руководствуясь тезисами, полученными от Дона Пепе: «Долой империализм, в том числе американский! Долой коммунизм любого типа, в том числе московский! “Да” проведению всесторонних социальных реформ!» Эти четкие пункты были по душе простым костариканцам. Опираться на свои силы, довольствоваться тем, что есть, не встревать в чужие споры — это мудрая национальная традиция. А реформы нужны, чтобы «выпустить пар из котла» и ослабить классовую напряженность, порождающую «гидру коммунизма». Программа, подготовленная Кастро, Фигересу понравилась, и она была одобрена в несколько «откорректированном виде» на съезде Партии национального освобождения.
«Моя программа привела Фигереса к власти в 1953 году, — говорил Григулевич. — А он отплатил мне черной неблагодарностью. Пост вице-президента я так и не получил!»
В то время дипломатические отношения между Италией и Коста-Рикой поддерживались в неполном объеме. Итальянский посол в Сан-Хосе был, а вот интересы Коста-Рики в Италии были представлены на уровне консула. Чтобы упрочить свое положение в Риме, Григулевич с санкции Центра предпринял шаги по переходу на дипломатическую службу Коста-Рики. Впервые на такую возможность намекнул Теодоро сам Фигерес: он хотел отблагодарить своего римского друга за оказанные услуги. Перспектива использования «костариканской дипломатической крыши» приятно будоражила Григулевича. Он был так уверен в назначении, что за несколько месяцев до него сшил себе фрак. В разговорах с Лаурой на эту тему часто шутил, «признавался», что согласился на пост исключительно из карьерных соображений, поскольку личность президента Улате симпатий у него не вызывала. Мнение свое Иосиф основывал на оценках знакомых костариканцев: Улате — человек со слабым характером, очень внушаем и к должности президента подготовлен плохо. К тому же ходят упорные слухи, что Улате «обожает красивых юношей». Конечно, вполне может быть, что политические противники пытались таким образом скомпрометировать президента. Но слухи на пустом месте не рождаются…
