Земля обетованная - Обама Барак
"Я хочу проводить с ними как можно больше времени, — сказала мне Лаура, — но я не хочу оставлять их с горой долгов. Это кажется эгоистичным". Ее глаза затуманились, и я взяла ее за руку, вспоминая, как моя мама угасала в последние месяцы: как она откладывала обследования, которые могли бы выявить ее болезнь, потому что она была между контрактами на консалтинг и не имела страховки; какой стресс она перенесла на больничной койке, когда ее страховщик отказался оплатить ее заявление об инвалидности, аргументируя это тем, что она не сообщила о наличии предсуществующего заболевания, несмотря на то, что на момент начала действия полиса у нее даже не было диагноза. Невысказанные сожаления.
Принятие законопроекта о здравоохранении не вернет мою маму. Это не избавит меня от чувства вины за то, что я не был рядом с ней, когда она испустила последний вздох. Скорее всего, это было бы слишком поздно, чтобы помочь Лоре Клицка и ее семье.
Но это спасет чью-то маму, где-то там, внизу. И за это стоило бороться.
Вопрос заключался в том, сможем ли мы это сделать. Как бы трудно ни было принять Закон о восстановлении, концепция, лежащая в основе законодательства о стимулировании экономики, была довольно проста: позволить правительству выкачивать деньги так быстро, как оно может, чтобы удержать экономику на плаву и обеспечить людей работой. Закон не вынимал деньги из карманов, не заставлял менять методы работы предприятий и не прекращал старые программы, чтобы оплатить новые. В ближайшей перспективе в этой сделке не было проигравших.
В отличие от этого, любой крупный законопроект о здравоохранении означал перестройку одной шестой части американской экономики. Законодательство такого масштаба гарантированно должно было включать сотни страниц бесконечно суетливых поправок и положений, некоторые из которых были новыми, некоторые — переписанными в соответствии с предыдущим законодательством, и все они были со своими высокими ставками. Одно положение, включенное в законопроект, может обернуться миллиардами долларов прибыли или убытков для какого-либо сектора индустрии здравоохранения. Изменение одного числа, ноль здесь или десятичная точка там, может означать, что миллион семей получат страховое покрытие или не получат. По всей стране страховые компании, такие как Aetna и UnitedHealthcare, были крупными работодателями, а местные больницы служили экономической опорой для многих небольших городов и округов. У людей были веские причины — причины жизни и смерти — беспокоиться о том, как любые изменения повлияют на них.
Был также вопрос о том, как оплачивать закон. Чтобы охватить больше людей, утверждал я, Америке не нужно тратить больше денег на здравоохранение; нам просто нужно использовать эти деньги более разумно. Теоретически это так. Но расточительство и неэффективность для одного человека — это прибыль или удобство для другого; расходы на страховое покрытие появятся в федеральных книгах гораздо раньше, чем экономия от реформы; и в отличие от страховых компаний или Большой Фармы, акционеры которых ожидали, что они будут начеку против любых изменений, которые могут стоить им десять центов, большинство потенциальных бенефициаров реформы — официантки, семейные фермеры, независимые подрядчики, люди, пережившие рак — не имели групп хорошо оплачиваемых и опытных лоббистов, бродящих по залам Конгресса от их имени.
Другими словами, и политика, и суть здравоохранения были умопомрачительно сложными. Мне предстояло объяснить американскому народу, включая тех, кто имеет качественное медицинское страхование, почему и как реформа может работать. По этой причине я решил, что мы будем использовать максимально открытый и прозрачный процесс, когда дело дойдет до разработки необходимого законодательства. "У каждого будет место за столом", — говорил я избирателям во время предвыборной кампании. "Не переговоры за закрытыми дверями, а сведение всех сторон вместе и трансляция этих переговоров на канале C-SPAN, чтобы американский народ мог видеть, какие есть варианты". Когда я позже рассказал об этой идее Раму, он выглядел так, будто хотел бы, чтобы я не был президентом, только для того, чтобы он мог более наглядно объяснить глупость моего плана. Если мы собираемся принять законопроект, сказал он мне, то этот процесс будет включать в себя десятки сделок и компромиссов по пути, и он не будет проводиться как семинар по гражданскому праву.
"Делать колбасу — это некрасиво, господин президент", — сказал он. "А вы просите очень большой кусок колбасы".
В одном мы с RAHM были согласны: нам предстоят месяцы работы: анализ стоимости и результатов каждого возможного законопроекта, координация всех усилий различных федеральных агентств и обеих палат Конгресса, а также поиск рычагов воздействия на основных игроков в мире здравоохранения, от поставщиков медицинских услуг и администраторов больниц до страховщиков и фармацевтических компаний. Для выполнения всех этих задач нам требовалась высококлассная команда специалистов в области здравоохранения.
К счастью, нам удалось нанять замечательное трио женщин, которые помогут управлять шоу. Кэтлин Себелиус, губернатор-демократ с двумя сроками полномочий из Канзаса, склоняющегося к республиканской позиции, заняла пост министра здравоохранения и социальных служб (HHS). Бывший страховой комиссар штата, она знала как политику, так и экономику здравоохранения и была достаточно одаренным политиком — умным, веселым, общительным, жестким и умеющим работать со СМИ, чтобы стать публичным лицом реформы здравоохранения, тем, кого мы могли бы показать по телевидению или отправить в городские ратуши по всей стране, чтобы объяснить, что мы делаем. Джинн Ламбрю, профессор Техасского университета и эксперт по Medicare и Medicaid, стала директором Управления по реформе здравоохранения Министерства здравоохранения, по сути, нашим главным советником по вопросам политики. Высокая, искренняя и часто не обращающая внимания на политические ограничения, она имела под рукой все факты и нюансы каждого предложения по здравоохранению — и на нее можно было рассчитывать, что она сохранит честность в зале, если мы слишком сильно отклонимся в сторону политической целесообразности.
Но именно на Нэнси-Энн ДеПарле я стал больше всего полагаться, когда наша кампания обрела форму. Юрист из штата Теннесси, руководившая программами здравоохранения этого штата до работы администратором Medicare в администрации Клинтона, Нэнси-Энн держалась с четким профессионализмом человека, привыкшего видеть, как тяжелая работа превращается в успех. Сколько в этом стремлении было отпечатка ее опыта, когда она росла американкой китайского происхождения в крошечном городке Теннесси, я сказать не могу. Нэнси-Энн мало рассказывала о себе — по крайней мере, не со мной. Я знаю, что когда ей было семнадцать лет, ее мама умерла от рака легких, что, возможно, как-то повлияло на ее готовность отказаться от прибыльной должности в частной инвестиционной компании ради работы, которая требовала еще больше времени вдали от любящего мужа и двух маленьких сыновей.
Похоже, я был не единственным, для кого принятие закона о здравоохранении было личным делом.
Вместе с Рамом, Филом Шилиро и заместителем главы администрации Джимом Мессиной, который служил правой рукой Плауффа в предвыборной кампании и был одним из самых проницательных политических операторов, наша команда по здравоохранению начала планировать, как может выглядеть законодательная стратегия. Основываясь на нашем опыте работы с Законом о восстановлении, мы не сомневались, что Митч Макконнелл сделает все возможное, чтобы торпедировать наши усилия, и что шансы получить голоса республиканцев в Сенате для чего-то такого большого и спорного, как законопроект о здравоохранении, были невелики. Мы могли утешаться тем, что вместо пятидесяти восьми сенаторов, которые присоединились к демократам, когда мы принимали законопроект о стимулировании экономики, у нас, скорее всего, будет шестьдесят к тому времени, когда законопроект о здравоохранении будет вынесен на голосование. Эл Франкен наконец-то занял свое место после спорного пересчета голосов на выборах в Миннесоте, а Арлен Спектер решил сменить партию после того, как его фактически выгнали из GOP — так же, как и Чарли Криста, за поддержку Закона о восстановлении.
