Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
— Нехай дивляться.
Когда все разошлись, Надя познакомила меня с Левой. Он написал на моей руке несколько слов. Я держала его за руку и заметила, что руки Левы поразительно похожи на руки Нюры, только руки её меньше, чем руки Левы…
На следующий день вечером Лева снова пришел к Наде, но вечер был холодный, и мы недолго гуляли. Я, Нюра, Надя и Лева ушли в хату, а остальные разошлись по своим домам. Нюра тоже ушла от нас. Я думала, что вместе с нею ушел и Лева, поэтому сказала Наде, что буду ложиться спать. Она приготовила постель, т.е. сняла с кровати лишние подушки и достала из сундука простыню. Но когда я уже хотела снять платье, почувствовала запах папиросы.
— Надя, кто это курит?
— Льова, вiн ще тут сiдить.
— А как же я буду раздеваться при нём?
Этот вопрос очень удивил Надю.
— Хiба тобi соромно, щё Льова тут.
— Ну, а как же. Он ведь для меня чужой человек.
— Чёму чужий? Вiн мiй жених.
Я улыбнулась наивности Нади.
— Пойми, Надя, что это не совсем удобно…
— Добре, Льова пiшов у сiни I зачинив двiри. Раздягайся…
* * *Одним тёплым вечером мы с Надей пошли на леваду. На леваде была густая и высокая трава, мы сели там. Кроме запаха разных трав я чувствовала ещё запах реки.
— Надя разве наша левада недалеко от реки ?
— Дуже близько, — отвечала Надя и через паузу добавляла, смеясь:
— Так близько, что и жаба доскаче…
Мы легли на траву и молчали. Надя заговорила первая:
— Сьогоднi Льова не прийде. Як би вiн був з нами…
— А я хочу, чтобы меня комары не кусали, я ими так искусана, что больше и нельзя.
— Iх тут дуже богато.
— Да, я это чувствую. Их здесь так много потому, что близко река.
— Зараз я тобi нарву цвiтiв i пiдемо до дому. Може, Нюра прийшла.
Через минуту Надя вернулась и бросила мне в руки росистый букет. Прежде чем я осмотрела цветы, я уже по запаху узнала, что это чернобривцы.
— Спасибо, Надя, я как раз люблю эти цветы.
VII
В нерабочий день почти с самого утра молодёжь начала гулять по улицам. После обеда к нам зашла Нюра. Она была одета празднично: в длинной шерстяной юбке и в пышной блузке. Так же оделась и Надя (они сшили себе одинаковые платья). Их наряды мне не нравились, но сами они говорили, что так «дуже гарно».
— Одягайся i пiдемо на комсомольскi збори, — сказала Надя.
Нюра и Надя были комсомолки.
Я надела свое розовое платье, в котором пояс завязывался бантом. Надя в свою очередь вмешалась в мой «туалет». Она взяла пояс и завязала его таким пышным бантом, что платье раздувалось, а бант походил на большую уродливую бабочку. Это мне не нравилось, а Надя была очень довольна.
На собрание мы пошли в школу. Когда мы прибыли, там уже было сильно накурено и пахло семечками.
Нюра и Надя передавали мне то, что обсуждали на собрании. На комсомольском собрании я была впервые, поэтому слушала девочек с интересом, несмотря на то что от духоты и табачного дыма у меня начинала болеть голова. Когда собрание окончилось, мы вышли на улицу…
В разговоре с Нюрой я ей, между прочим, сказала, что ее руки похожи на руки Левы. Это очень удивило обеих девушек.
— Як же ти це побачила? — спросила Нюра.
— Глазами я этого не видела, а руками чувствую.
Девушки были чрезвычайно заинтересованы. Они остановились на улице и предложили мне осмотреть их лица.
— Ти скажи, чи похожа я на Надю? — сказала Нюра.
Я поочередно осмотрела их лица и ответила:
— Нет, совершенно не похожи друг на друга. У тебя, Нюра, лицо круглое, как арбуз, а нос как картофель. У Нади лицо продолговатое и меньше, а нос прямой и тонкий.
— А хто тобi бiльше подобаветься? — спросила Нюра.
— Мне больше нравится лицо Нади.
— Це тому, що вона твоя сестра.
— Нет, не поэтому, а потому, что я люблю лица с тонкими чертами. У тебя же как раз крупные черты лица.
— А теперь подивись на наша фiгури.
Я осмотрела их фигуры.
— У кого краще? — снова спросила Нюра.
— У Нади изящнее фигура, только это платье ее портит.
VIII
В этот день вечером я должна была уезжать в Херсон. Когда зашло солнце, мы пошли домой собираться в дорогу. Ночью должен был подойти пароход, который шел в Херсон, но к реке мы пошли часов в 11 вечера.
Прощаясь со мной, тетя Феня начала опять плакать. Вообще семья Нади прощалась со мной тепло и сердечно, приглашали ещё приезжать. Надя взяла с собой свою неизменную корзину, которая снова с нами отправлялась в Херсон. На улице нас встретила целая гурьба девушек и парней. Все прощались со мной. Часть молодежи отделилась от общей группы и пошла провожать нас на берег. Нюра, которая шла рядом со мной, рассказывала мне:
— Попереду iдуть хлопцi с гармонiе ю и спiвають песнi. Зараз якась жiнка питае: «Що це таке?», а хлопцi кажуть: «Це свайба». Жiнка знову питае: «А де ж наша невiста?» Один хлопець показав на тебе i каже: «Ось невiста». Усi смiються…
На берегу мы сели на траву. Некоторые стали просить меня прочитать им что-нибудь на прощание. Я прочитала отрывок из «Катерины» Шевченко. Кое-кто ушел в село, а несколько парней и девушек (в том числе и Нюра) сидели с нами до тех пор, пока не подъехала за нами лодка.
* * *Ночь была холодная, и мы не остались на палубе. Всю дорогу я то засыпала, то вновь просыпалась от различных толчков. Утром, когда взошло солнце, мы были уже в Херсоне.
Во дворе нам сказала соседка, что у меня дома никого нет: Галя, Лиля и дети уехали к Анне Андреевне на курорт, папа на службе, а Клава куда-то ушла.
— Я пiду на базар купити що-небудь, а ти посидь тут; може, Клава скоро прийде, — сказала Надя.
Я села на крыльцо, где Надя поставила свою корзину. Через некоторое время я почувствовала по шагам, что кто-то поднимается на крыльцо. Чья-то рука взяла меня порывисто за руку. Я не узнала, кто это. Тогда подошедшая ко мне женщина написала на моей руке: «Это я, Паня». Я удивленно переспросила:
— Паня? — и тут только вспомнила, что Паня — сестра Анны Андреевны. Я ее знала, но тогда почему-то забыла о ней.
Меня ужасно томила жажда, а наша квартира была заперта. Я сказала Пане, что хочу воды. Паня попросила воды у нашей соседки. Соседка позвала меня в комнату, но, когда я входила в дверь, чьи-то руки сзади взяли меня за плечи. Я повернулась и узнала Клаву.
Куда ты идешь? Спросила она. Я хочу воды.
— Идем домой.
— Когда Клава писала на моей руке, у нее были такие движения, словно она чему-то радовалась. Я это заметила сразу, но не думала, чтобы она была рада моему возвращению, ибо у меня было такое впечатление, что Клава вообще не считает меня за сестру и даже смотрит недоброжелательно на мое присутствие в семье. Через несколько дней я уехала в Харьков.
