Евгений Харин - Zвуки Времени
Ближе к вечеру в чьем-то сарае выпиваем и закусываем слегка. Затем в центр, – кто-то предложил идти в ресторан, где Янычар справляет день рождения. Правда, он не всех звал…
В кабак меня не впускает тетка – вышибало шире дверей – одет не по форме: шорты из обрезанных джинсов. Чиж предложил надеть недавно взятые им у Тимура изрядно поношенные бледно голубые штаны, с условием, что я их у него куплю за 25 рублей. Хитрец опасался, что те могут вскоре протереться. Я поносил их месяца три, и когда они точно порвались между ног, нашил заплату из черной искусственной кожи, а сзади на кармане такую же надпись USAи продал Диме.
Наша несколько развязно веселая от вина и дневного угара шайка подсела за стол Янычара, отчего его физиономия вытянулась больше обычного. Чинный обряд чествования юбиляра был испорчен – Янычар и
Чиженок терпеть не могли друг друга. Ожидаемого подарка мы не догадались захватить, но все заказанные закуски съели, а вино выпили. Именинник хмуро покинул стол, и дальнейшее происходило без него.
В октябре во время обычного субботнего вечера, когда у меня в радиоузле слегка распивала небольшая компания знакомых, я сблизился с Леной. Она сама сделала первый шаг. Мы целовались в темноте площадки у дверей, за которыми шумели Агей и другие гости. Возможно, уже тогда я услышал "Я тебя люблю", что было неожиданно, но приятно.
Она привела меня ночевать к своей двоюродной сестре и положила рядом с собой на диване. Но и только. Поползновения были пресечены, но начало обнадеживало.
Когда новая знакомая в первый раз оказалась у меня дома, я заставил ее терпеливо выслушать концертный двойник Питера Фрамптона с его говорящей на английском гитарой. После чего для компенсации угостил хорошо прожаренными котлетками маминого приготовления.
Лена работала в отделе статистики, который ютился на задворках горкома КПСС разместившегося в добротном здании, когда-то принадлежавшем купцу еврею. Над входом со двора красовался барельеф в виде звезды Давида. Вскоре его соскоблили, но вечный символ еще долго проступал сквозь свежую штукатурку.
У заезжего фарцовщика за сто рублей я взял, видимо, первые в городе, электронные часы. Через год батарейка села, и я отправил часы по гарантии на завод-изготовитель, кажется в Армению. Недели через две, идя на работу, я забрал на почте посылку с часами. После рабочего дня под шестиконечной звездой Лена, как обычно, зашла ко мне в ДК. Когда мы с некоторым недоверием сравнили свои паспорта, то убедились, дата рождения оказалась одна. Правда, она на пять лет моложе. В этот момент забежал Чиж и, предвкушая халявскую выпивку, воскликнул: "Вы че, жениться уже собрались?!"
"Это была Судьба!" – саркастически восклицал он в последствии.
Узнавший обо всем позже других Вовик недоумевал: "Когда вы с Ленкой успели снюхаться?"
До свадьбы я звал ее Дорогая, а после – просто жена. Лена жила с матерью и братом Колей на южной окраине города застроенной четырехквартирными брусковыми домами рабочих фанерного комбината, где когда-то работал ее отец. Он известен мне только по фотографиям, включая, армейскую с Колымы, и выцветшую на кладбищенском кресте с датой. Мать промышляла в разливочном цехе спирт завода.
9. Клуб Культуры (продолжение).
Каждые две недели по пятницам в ДК проходили торжественные бракосочетания, что вносило приятное оживление в нашу трудовую деятельность. Церемония проходила на втором этаже в светлом зале, увешенном картинами членов союза вятских художников. Фабрика по разнарядке закупала их работы для поддержки творчества.
Работница Загса Нина Ивановна раскладывала по столу свои бумаги, рядом подсаживался представитель Горсовета – благообразный сухонький зам в очках или девушка-секретарь. В середине продолговатого зала на пути следования процессии размещался я со своей аппаратурой: микрофон, магнитофон, усилитель с колонкой. Еще один динамик висел на первом этаже вблизи лестницы, по которой брачующиеся под
Мендельсона поднимались к своему счастью. В кабинете директрисы устраивалась комната невесты, о чем свидетельствовала соответствующая надпись, прилепляемая поверх постоянной таблички
"кабинет директора". Аналогичное превращение происходила с соседним кабинетом зама – там открывалась комната жениха. На каждую пару отводилось полчаса и обычно к часу дня все заканчивалось. Изредка меня угощали шампанским, особенно если попадались знакомые. На своем бракосочетании Зега вместо свадебного марша попросил включить Band of the run, что и было исполнено.
Осенью происходили особо важные политические мероприятия: городская партийная конференция, комсомольская конференция по случаю
60-летия ВЛКСМ и торжественное заседание, посвященное очередной годовщине Великого Октября. Все они напоминали некий священный ритуал, отработанный десятилетиями и повторяемый каждый раз с незначительными вариациями. В такие дни в ДК, по образному выражению
Чижа, начинался ОХУЕВОН. Уборщицы со своими вениками и швабрами, словно ведьмы на помелах загодя облетали полы и закоулки. С раннего утра задолго до моего прихода клуб заполняли неизвестные в галстуках и совали свои носы во все углы. Механик по такому случаю одевал свой лучший торжественно траурный черный костюм и почти не стоптанные башмаки. Даже Чиж являлся трезвый и подтянутый, как прилежный призывник.
"Т-ты чего оп-поздал на десять минут!!! Я уже п-оставил микрофоны!" – вместо "здравствуйте" – встречает меня механик. Моя работа заключалась в установке двух микрофонов: на трибуне и в президиуме у ведущего заседание. Сам я с остальной аппаратурой помещался в оркестровой яме. В начале церемонии с помощью вшивого вертака производящего скрипы наравне с музыкой извлекался гимн
Советского Союза или Интернационал, или еще что по тематике. За всеми моими манипуляциями следил бдительный шеф-соглядатай. Когда играл гимн, я тоже вместе со всем залом в пяти метрах от физиономий президиума стоял с серьезным видом без движения перед усилителем.
Когда-то, в 70-м году к очередному юбилею вождя в зрительном зале
ДК был сделан ремонт. До того стены были завешаны огромными бардовыми полотнищами, а потолки отделаны лепными завитками. С центра потолка свисала гигантская люстра. Теперь стены голые, крашеные, освещение – светильники дневного света. В результате акустика зала безнадежно испортилась, что при неосторожном обращении с микрофоном приводило к самовозбуждению – появлялся ужасный вой из колонок. Поэтому необходимо было постоянно находиться возле усилителя, чтобы успеть во время убавить громкость.
В начале каждого заседания на сцену вносилось огромное темно багровое Знамя. Проделывал это наш механик с величайшим напряжением всех своих человеческих сил в вытянутых перед собой руках. В завершении своего прохода он с видимым облегчением втыкал древко в специальную стойку на середине сцены. Ведущий заседание первый секретарь вальяжно грассировал "Та-а-щи!"
