Рудольф Баландин - А. Е. Ферсман
Красоту этих копей составлял по только сам амазонит с его прекрасным сине-зелепым тоном, но и сочетание амазонита со светлым серовато-дымчатым кварцем, который как бы закономерно прорастает полевой шпат в определенных направлениях, создавая причудливый рисунок… Разнообразны и своеобразны эти рисунки, и невольно стараешься прочесть в них какие-то неведомые нам письмена природы.
Здесь впервые на отвалах Стрижевской копи у мепя зародилось желание раскрыть законы прорастания кварца и полевого шпата в пегматитах. Я стал присматриваться к этим росткам серого кварца, которые, как рыбки, прорезали голубые амазопиты, и искать законы их формы и срастания».
Многие часы проводил Ферсман в Ильменских лесах, переходя от копи к копи. Беседовал со старожилами, добытчиками камней — горщиками. Подолгу, порой до ночи, просиживал на отвалах, изучая кристаллы топаза, кварца, амазонита, слюды. Упорно разгадывал прекрасные и загадочные «письмена природы». Вспоминал аналогичные пегматитовые жилы Эльбы. Отмечал особенности уральских минералов. Напряженно продумывал возможные варианты образования таких минералов и их сочетаний.
Вновь и вновь он мысленно восстанавливал этапы кристаллизации полурасплавленных масс пегматитов, прорезавших гранитогнейсы. При температуре 800 °C начинался этот процесс. Постепенно температура понижалась и кристаллы полевого шпата достигали гигантских размеров.
Вместе с ними кристаллизовался дымчатый кварц.
Он заносил в дпсвник не только свои наблюдения и научные догадки. Появилась там и фантастическая картина далекого будущего, когда этот дремучий уголок преобразит человек: поднимутся красивые здания курорта, повсюду будут построены дороги, врежутся в скалы гор штольни, и не только добыча полезных ископаемых, но, главное, познание недр будет интересовать геологов. А затем знаменательная приписка: «Картина будущего — она нужна для науки, для торжества промышленности, культуры, прогресса, но нс потеряется ли красота Ильменских гор с их дикостью и вместе с тем привлекательвостью, красота того целого, в котором неотделимы и заброшенные копи с отвалами, в которых роется хитник, и скверные горные дороги… и незатейливый костер с чайником на обломках голубого амазонита? В глубоком жизненном сочетании всего этого создается настоящее, и мне жалко хотя бы мысленно расстаться с ним, ибо в нем не только поэзия и красота нетронутой целины, но и великий стимул к работе, творчеству, овладению природой и ее тайнами».
А нам теперь в этих словах нетрудно усмотреть еще и предчувствие будущего Ильменского заповедника — первого в мире заповедника минералов. Но этому еще суждено случиться через восемь лет — и каких лет для страны! — уже при Советской власти.
И все-таки Ильменские горы при всей их красоте и щедрости подземных сокровищниц показались Ферсману, пожалуй, менее интересны, чем минеральные богатства внешне ничем не примечательной Мурзинки. Возможно, сказался и резкий контраст внешней географической и подземной обстановки: район Мурзинки равнинный и геоморфологически относится к Западно-Сибирской равнине, а геологически — к Уральской горной стране…
Мы привычно говорим: горные породы, горное дело, горняк. Но эти термины не совсем точные. Они сохранились с тех пор, когда искали и добывали минералы исключительно в горах, где каменные слои подняты из глубин, прорезаны долинами и ущельями, обнажены в обрывах и на крутых горных склонах. Со временем крупные разработки месторождений полезных ископаемых стали вестись и на равнинах, в слоях, залегающих горизонтально.
Существуют районы, где горы были в геологическом прошлом, а затем эрозия срезала их вровень с земной поверхностью так, что под маломощными речными, озерными или эоловыми наносами залегают именно горные породы остатки древних возвышенностей. Здесь горы как бы «спрятаны» под землей. Так и на Мурзинке.
Пегматитовые жилы, отпрепарированные водой и ветром, на Эльбе или в Ильмецах выходят на земную поверхность. Пегматиты Мурзинки не столь доступны. Однако, несмотря па это, по словам Ферсмана, «трудно во всем мире назвать другой уголок земного шара, где бы было сосредоточено большее количество ценнейших самоцветов, чем в знаменитой Мурзинке».
К началу нашего века горные работы в этом районе Урала пришли в полный упадок. Ученые чрезвычайно редко посещали эти места. На старых копях добыв, самоцветы небольшие группы кустарей. Немного осталось старых горщиков, знающих и любящих камень, умеющих по едва уловимым приметам каким-то особым чутьем угадывать прихотливые изгибы жил и определять, где встретятся самоцветы. Работа в глубоких шурфах была рискованной и трудной, а заработок невелик.
Ферсман с большим уважением относился к опытным горщикам, приглядывался к их приемам поисков и добычи самоцветов. У него и самого был острый, цепкий глаз человека, с детства увлеченного камнями, и вдобавок хорошие минералогические знания. Очень скоро горщики стали относиться к нему с уважением и доверием.
Там, где горщик видел только прекрасные камни, овеянные легендами, поверьями и сказками, для ученого открывалась геологическая жизнь Земли. В его воображении вставали картины далекого прошлого так отчетливо, будто он сам был их свидетелем, словно мысль волшебной силой переносила через миллионолетия прошлого, делая видимым то, что недоступно глазу или давным давно миновало.
Вот как представлял себе Ферсман происхождение пегматитовых жил Мурзинки.
Сначала он восстанавливал общую картину образования Уральского хребта, когда на восточной окраине Восточно-Европейской платформы могучие подземные силы воздымали и сминали в складки пласты горных пород. Камепные слои разламывались. Снизу внедрялись в осадочную толщу магматические массы. Они проникали в трещины, изливались на земную поверхность, вторгались между слоями. Расплавленная магма пропитывала древние осадки, растворяла минералы, перекристаллизовывала и преображала горные породы.
Миллионы лет земная кора на Урале оставалась подвижной, неспокойной (конечно, только по нашим обыденным масштабам времени, живи мы в то время, видели бы самые обычные горные гряды, подобные нынешним Альпам, Кавказу, Гималаям).
На восточном склоне Урала нередки были магматические очаги. Из них формировались гранитные массивы. Они вовлекались в движения земной коры, испытывали на себе повышенные температуры и давления глубоких педр, взаимодействовали с другими породами, превращаясь в гранитогнейсы, имеющие ясно выраженное слоистое строение.
Позже образовались мощные массы гранитов, обогащенные сравнительно редкими химическими элементами. С историей этих грапитов и связано происхождение самоцветов и металлов Мурзинки.
