Евгений Лукин - Технический ВТУЗ
Связался с издательством. Ответ их меня добил: никаких отсрочек. Книга должна быть сдана через три месяца.
Нет, кто бы спорил, сама по себе прикованность к койке весьма способствует творческому, процессу. Тем более что мир был давно уже придуман: бесконечные пустыни, легенды о каком-то там море, отсутствие крупных копытных, колёсные парусники. Да и поведение героя представлялось более или менее ясно: он пытается лечь на дно, а жизнь не даёт ему этого сделать.
Да, но язык! Имена, названия населённых пунктов, государств — откуда всё это взять? Если работать серьёзно, то надо засесть в библиотеке (об интернете тогда ещё понятия не имели) или же раздобыть словарь какого-нибудь экзотического наречия и на его основе смоделировать говор моих кочевников.
Какая, к чёрту, библиотека! Я до кухни-то еле добирался.
Диван. Над диваном — книжные полки. На полках — книги моих друзей. С автографами.
И я первый и, надеюсь, последний раз в жизни решился на безобразную авантюру: стал использовать в качестве названий стыки слов с книжных корешков. Думаете, кто такой бунтовщик Айча? Это Николай Чадович. А Рийбра? Это Юрий Брайдер. А кочующее озеро Хаилве? Михаил Веллер.
Не делайте так.
Хотя, честно сказать, язык вышел довольно правдоподобным. В нём начали мерещиться корни и суффиксы. Ну, понятно: многие имена оканчиваются весьма похоже.
Всё-таки, наверное, издательство поступило правильно, взяв меня в ежовые рукавицы. Иначе бы просто пропал.
«ДЕЛО ПРОШЛОЕ»
Вранье, оперенное правдой. Я не доверяю средствам массовой информации. Когда на них ссылаются, обычно говорю: «Я и сам такое могу придумать». А поскольку эту мою фразу обычно расценивали, как хвастовство, я однажды решил себе доказать, что и впрямь могу произвести на свет мистификацию, достоверную во всех отношениях.
Факты, приведённые в рассказе «Дело прошлое», действительно имели место быть. Кроме одного. Меня никто никогда не вызывал в КГБ. Удивительно: многие наши друзья признавались задним числом, что их туда приглашали, и не однажды, расспрашивали про нас с Белкой, какие-то рукописи предъявляли. А вот нас самих не тронули ни разу. Как-то даже обидно.
Почему меня, согласно рассказу, расспрашивали именно о котах? Во-первых, не помню периода, чтобы в дому не было кота или кошки. И стоило гостю выказать к ним неприязнь, как следовала немедленная кара. Кто-нибудь из нас ронял задумчиво: «Если верить статистике, все диссиденты ненавидят собак, а все сталинисты — кошек».
Что тут начиналось!
— Ну я, например, терпеть не могу кошек…
— Значит, сталинист.
— Это почему же я сталинист?!
— Раз кошек не любишь — сталинист.
— Я не сталинист!!!
— Как же не сталинист, если кошек не любишь? Бывало, что и до белого каления доводили… Так о чём же ещё, скажите, мог говорить со мной майор КГБ, как не о кошках?
«ПРИСНИВШИЙСЯ»
Этот ночной кошмар явился мне в детстве. Причём дважды, хотя и по-разному. Действительно, вставал из сундука жилистый синеватый покойник и, слепо оглядевшись, уходил в незастеклённое окно. А мы вдвоём с каким-то незнакомцем, вжавшись спинами в каменные стены, ждали его возвращения. До утра.
Удивительный случай: на следующую ночь сон повторился, но уже не в первом, а в третьем лице. Чувствуя себя в полной безопасности, я до самого пробуждения с любопытством наблюдал со стороны за насмерть перепуганным самим собою, знающим, что мертвец непременно вернется.
Ужастиков я писать не могу. Хоррор в моём исполнении обязательно обернётся зубоскальством. Но один-то раз попробовать можно? Сменил по некоторым причинам пол мертвецу — и приступил. Не получилось. Бросил. И так несколько раз подряд в течение добрых полутора лет. Наконец додумался поменять местами спящего с приснившимся и кое-как рассказик этот домучил.
«В СТРАНЕ ЗАХОДЯЩЕГО СОЛНЦА»
Для начала придумал существ, которые к работе относятся, как к сексу, а к сексу — как к тяжёлой ненавистной работе. Согласно черновому замыслу, действие должно было разворачиваться бог знает где: то ли в тридесятом царстве, то ли на другой планете. Выяснилось однако, что и то и другое — лишняя сущность. Зачем привлекать на помощь иной мир, когда то же самое прекрасно вписывается в нашу с Вами жизнь?
Ей-богу, пиши мы вдвоём с Белкой, поступили бы точно также.
В итоге я изобразил секс в виде утомительной медицинской процедуры, зато обстругивание дощечки представил в самых сладострастных тонах. Поэтому поводу забавный у меня вышел разговор по телефону с редактором журнала.
Он: Как хочешь, а порнографическую сцену надо смягчить.
Я (без тени юмора): Ты про первую сцену или про вторую?
Он (в ужасе): Ка-кую вторую?!
Складывался рассказ легко, подчас меня самого удивляло то, с какой лёгкостью трудоголики занимают нишу алкоголиков, банка с олифой заменяет бутылку самогона и т. д. Зато над финалом пришлось поломать голову. По замыслу рассказ кончался обстругиванием дощечки (порнуха № 2). Блёклая концовка — сам чувствовал. Помогли первые читатели. Намекнули, что слишком рьяно бороться с трудоголиками — тоже трудоголизм.
Оставалось только, как говорят драчливые маляры, нанести последний удар кистью.
«ТРУЖЕНИКИ ЗАЗЕРКАЛЬЯ»
Все истории о зазеркалье неизменно разочаровывали меня тем, что стоило герою пересечь грань стекла, как зеркало немедленно выпадало из действия. Им пользовались как лазейкой в самом начале повествования и больше к нему не возвращались. Разве что в финале.
Гораздо интереснее (да и логичнее) было представить, что отражения — народ служащий. В картишки перекинуться, пока некого отражать, — это пожалуйста, а вот надолго отлучиться со своего рабочего места — ни-ни!
Так, помаленьку, за зеркальной гранью начал складываться знакомый мир кулис. Взаимоотношения отражений с распорядителем и друг с другом были срисованы со взаимоотношений театрального персонала.
«Тружеников» я начал с нескольких отрывочных набросков из жизни зазеркалья. Потом наброски сложились, срослись, обрели последовател ьность. Честно сказать, я даже не знал, что произойдет дальше, предоставив героям полную свободу. Кстати, о героях. Мало того, что я по нашей с Белкой старой привычке призвал в их ряды друзей и знакомых, я им даже оставил поначалу настоящие имена и фамилии. Но потом, когда весёлое повествование внезапно обернулось какой-то жутковатой стороной, стало не по себе. Получалось, что я, подобно ненавидимым мною политикам, распоряжаюсь живыми людьми, явно вовлекая их в беду.
