Георгий Миронов - Планета Дато
Ещё Леонардо да Винчи писал: живопись – это поэзия, которую видят, а поэзия – живопись, которую слышат.
Давайте вслушаемся в тему природы в изобразительном творчестве Дато. Первое, что бросается в глаза, – пейзажные работы Дато очень воздушные, мягкие, приглушённые по цвету.
Невольно вспоминается притча о древнем художнике, который сказал ученику, написавшему чересчур разнаряженную богиню Елену: “Ты не умел написать её прекрасной, а потому и написал её богато одетой”.
К пейзажной живописи эта притча имеет самое непосредственное отношение. Ибо чрезмерно богатой пишут природу те, кто не может написать её прекрасной. Лаконичность – и в живописи, и в графике, – отличительная черта пейзажей Дато. Какая изысканная архитектоника в его рисунке “Церковь”! А “Дом”? – Старый истинно грузинский дом показанным нам художником фрагментом занимает всё пространство, здесь иной, не божественный, а земной ритм. Хотя усиленность вертикальных линий словно раздвигает пространство, дом вырывается из заданной мастером композиции…
А набросок “Арба”, – всего несколько штрихов, рождающих и образ, и ряд ассоциаций, и национальный символ. Иногда Дато для размышлений об огромности и красоте мира достаточно совсем небольшого пространства. “Конюшня лесника в Нукриани” – сочная, свободная по манере работа маслом, колоритная, богатая по цвету, по изящной игре приглушённых световых пятен, чем-то напоминающая пейзажи с хижинами великого француза Гюстава Курбе. А вот “Амбар”, словно продолжение любимой темы Дато (старые строения), – эта работа маслом так же празднична по цвету и так же безлюдна… Но здесь уже иной цветовой поиск, попытка создать настроение не статичными цветовыми пятнами, а вибрирующими мазками белого на амбаре, на заборе…
И снова лаконичный набросок – “Хижина”, где так мало использовано изобразительных средств и так много вложено мысли, души, настроения… А вот и вовсе притча: “Пейзаж с калекой”. На первый взгляд – просто зарисовка. Но “вчитаемся” в её ритм: старый покосившийся калека-дом, старый, “покосившийся” калека-хозяин. За долгие годы люди становятся похожи на свои дома, живущие с людьми животные – на своих хозяев (вспомним зарисовку Дато “Я и моя друзья в будущем” – старый охотник на старой лошади, старая собака бредёт рядом, и все так похожи друг на друга!)… Всё так. На уровне наблюдения – точно. Но на уровне обобщения здесь, думается, ещё глубже – и дома, и деревья, как и люди, имеют свою судьбу и свою душу, они так же как люди страдают, пока живы, и так же умирают… Как и человек, природа может радоваться, печалиться, тревожиться. Одна из самых тревожных работ Дато, где ощущение тревоги передаётся чисто живописными средствами, – “Базилика. Тондо”. Жёлтые, серые, синие тона наложены густо, пастозно, рельефно.
Свою живописную роль играет и проступающая сквозь краски жёсткая металлическая текстура поверхности дна старого ведра (появился замысел, а другой основы у Дато под рукой не нашлось, – рассказывали родные). Чистый пейзаж – “Гамбори” – без людей и строений – редкость в творческом наследии Дато.
И здесь он не ограничивается решением чисто формальных задач (хотя надо отдать должное мастерству, с которым передано мерцание голубовато-зеленоватых тонов прозрачной акварельной дымки, мастерству ритмической организации пространства через чёткое чередование плоскостей), – достаточно задержаться у этой работы чуть подольше, и начинаешь испытывать сострадание к земле. Всего-то, казалось бы, горы… Овраги… Ничего не происходит перед нами. А внутри нас? Какие-то пласты переворачиваются в душе – художник сумел вызвать сочувствие к земле…
А как много мыслей рождают две его внешне неброские карандашные серии “Чинары” и “Ветви”! Тут и размышления о юности и старости, усталость и восторг, здесь любовь и ненависть, сострадание, потери близких, горе, одиночество… Всё это – о чинарах. И всё это – о людях. Ибо у Дато и люди, и животные, и растения – одушевлённые существа!
“Алазанская долина” тоже поначалу поражает прежде всего техническим совершенством: работа выполнена маслом, но столь тонко, прозрачно, что кажется акварелью, сделанной в солнечный день с натуры. Не видно с той точки, на которой находится и пишет художник и откуда приглашает нас взглянуть на долину, ни виноградников, ни людей, ни реки Алазани. Кажется, главный герой произведения – не сама долина, а воздух над ней, огромное пространство неба Грузии, уходящее за горизонт и продолжающееся далеко за гранью видимого. Необычайно хороша эта работа Дато! Трудно объяснить рождаемое ею ощущение возвышенности, духовности, чистоты. Просто долина, кстати, лишь угадываемая контурно в цветной утренней дымке. Просто пейзаж…
При самом первом, да ещё неподготовленном взгляде, – нечто вроде абстрактно решённой темы с многоголосием цветовых точек, коротких мазков, линий, плоскостей. Присмотревшись, видишь мастерски, с огромной любовью к родной земле сделанную работу. Но постоишь перед картиной подольше, и начинаешь, кажется, постигать загадку её очарования. Она словно бы написана с высоты птичьего полёта!
Бывает, что поэты, композиторы, художники видят “полётные” цветные сны. Ничего порочного или сверхъестественного тут нет. Просто люди творческие. Летают. (Летают во сне все люди, но – в детстве, пока растут). И видят природу, предметы с верхнего ракурса, с верхней точки. Это ведь так естественно, – взлететь и увидеть свою планету сверху. В жизни, это, увы, невозможно. Но ведь стоит закрыть глаза и…”Я лечу-у-у”.
В моём давнем стихотворении “Синие птицы” есть такая строфа:
Мы грустим, не умея взлететь в поднебесье.
Но не сами ли мир создаём из оков?
Ведь когда мы летим, мир прекрасен и весел!
Он цветной! Посмотрите его с облаков!
Да, Дато умел взлететь и увидеть мир сверху, прекрасным и печальным, близким и далёким. Чтобы написать “Алазанскую долину”, достаточно было на минуту взлететь. Чтобы создать “Дождливый день”, достаточно было на 15 минут остановиться.
Сам Дато, вспоминают родные, очень любил эту свою работу. Вставил её в рамку вместо висевшей на стене репродукции и заметил с улыбкой: “Уверяю вас, моя работа ценнее”. Он говорил о ней с некоторым даже удивлением: “Здесь ничего как-будто бы не нарисовано, но есть движение… Всё дышит”.
Он вынашивал эту работу давно, а написал действительно за несколько минут. Бабушка Оля, обожавшая Дато, как-то пожурила внука: мало рисуешь, ленишься… Дато улыбнулся и быстро написал эту весьма сложную по технике, внутреннему мелодическому ритму композицию. Сколько в ней намёком переданных характеристик людей – сразу видно, кто удачлив, кто потерян в этом грустном дождливом мире. Всё здесь движется, – и люди, и брички, и даже фонари!
