Коллектив авторов - Встречи со Сталиным
После этой встречи я был так взволнован, что, выйдя из Кремля, бродил до утра но московским улицам…
Четвертая встреча с товарищем Сталиным произошла на приеме Гризодубовой, Осипенко и Расковой. Прием происходил и Грановитой палате. Между узкими столами было тесно. Народу собралось мною, а палата небольшая. Сидим в тесноте, разговариваем. Смотрим, товарищ Сталин поднимается из-за стола и начинает пробираться между столами. К кому он идет?
И вот он подходит ко мне, улыбается и тянет за руку. Вывел он меня через всю эту тесноту на середину зала и спрашивает:
— Какое море первое?
— Баренцево, — отвечаю.
— Правильно, — говорит, — Баренцево. А второе?
— Карское.
— Правильно, Карское. Дальше?
— Лаптевых.
— Правильно. Дальше?
— Чукотское.
— Правильно. За здоровье всех тружеников, советских людей, которые работают в Арктике, — сказал он, поцеловав меня.
Я разволновался, хотел подойти к микрофону, сказать несколько слов и… не мог. Я ответил:
— Дорогой, родной, горячо любимый отец Иосиф Виссарионович! От имени всех полярников заверяю вас, что ваше доверие мы с честью оправдаем.
И пошел на свое место.
Сталинская забота о живом человеке не имеет границ.
Вот и тогда, в этот счастливый день, когда Сталин встречал наших героинь, торжествовал вместе с ними победу, был полон веселья и радости за них, — даже и тогда он не забывал об армии полярников, которые трудятся далеко да Севере, в Арктике, в условиях полярной ночи.
Пожалуй, это самая поражающая и замечательная сталинская черта — помнить обо всем и обо всех. Люди, встречающиеся с этим великим человеком, хорошо знают, что такое сталинская забота. Я ощущаю ее постоянно.
В прошлом году сердце мое начало пошаливать. Как только правительству сообщили, что у меня в рабочем кабинете был сердечный припадок, товарищ Микоян приказал немедленно увезти меня в больницу. Врачи настаивали на немедленном отпуске и лечении, но я их не послушался, так как было много работы. И только поздней осенью я уехал в Кисловодск подлечиться. Но там мне пришлось выступать на митингах и делать доклады. Сердце не выдержало нагрузки, и я слег в постель. Дело было плохо, поддерживали меня только камфорой, и врачи уж потеряли надежду поднять меня. Из Москвы на самолетах прилетели профессора.
И вдруг ночью от товарища Сталина приходит телеграмма: «Товарищу Папанину. Сообщается решение ЦК и СНК от 29 декабря:
1) Ввиду состояния здоровья запретить Папанину выступления на всяких собраниях во время лечения.
2) Обязать директора санатория Короткова немедленно ограничить или вовсе прекратить прием нарзанных ванн Папаниным. Председатель СНК СССР Молотов. Секретарь ЦК Сталин».
Я прочел ее, не выдержал и заплакал. Сталинская забота тронула меня до глубины души. Где-то далеко лежит Папанин, а товарищ Сталин помнит обо мне, заботится, советуется с врачами. Какую нужно иметь память и какое нужно иметь сердце, чтобы среди множества важнейших государственных дел заботиться о людях, о человеке!
Нарзанные ванны мне, действительно, не нужно было принимать, и в этом товарищ Сталин оказался прав.
Второй эпизод относится к XVIII съезду нашей партии. Я имел счастье быть делегатом этого исторического съезда. Записался в прениях. Хотелось с трибуны съезда поделиться с делегатами, со всем советским народом своими мыслями об освоении Северного морского пути, передать чаяния всех советских полярников. И тут я еще раз со всей силой почувствовал, что нахожусь при неослабном внимании любимого Сталина. Прежде чем дать мне слово, товарищ Сталин через товарища Поскребышева справился:
— А врачи разрешили выступать?
Недавно на приеме работников армянского искусства я снова встретил товарища Сталина.
Товарищ Сталин увидел меня и спрашивает жестом, показывая на сердце: как здоровье? Это тронуло меня до глубины души, сердце сжалось, радость моя была безгранична.
Очень близко мне пришлось встретиться с товарищем Сталиным совсем недавно, в день празднования годовщины Первой Конной армии. Впервые я видел его не на большом приеме или на празднике, а в обычной домашней обстановке, на скромной маленькой дачке одного из руководящих работников Первой Конной армии, в день его рождения. Из-за сильной гололедицы я приехал поздно. «Ну, думаю, — позор. Опоздал!» Долго колебался, но все же решился зайти, поздравить хозяина. Разделся, вхожу. Товарищ Сталин увидел меня:
— А, наш браток! Скорей, скорей. Насколько опоздал?
Одет он был, как всегда, очень просто — защитные брюки, гимнастерка, мягкие сапоги.
Медленно и спокойно, с непередаваемой теплотой и любовью он говорил о жизни Советской страны, рассказывал о тринадцатимиллионном народе Западной Белоруссии и Западной Украины, навсегда освобожденном от панского ига и кабалы.
К каждому товарищ Сталин подходил с ласковым вниманием. Он пришел сюда не как вождь, а как товарищ и друг. Его старались окружить особенным вниманием. Товарищ Сталин не любит, когда за ним ухаживают, выделяют из общей массы. Сам же он заботится обо всех, со всеми говорит, к каждому проявляет исключительное внимание. Так было и на этот раз. Подошел к радиоле, разобрал пластинки и начал заводить. Никому не давал сидеть. Хотел, чтобы все танцевали. Подвел ко мне даму — танцуй. Поднял палец и говорит, улыбаясь:
— Не подкачай, браток!
Долго продолжалась задушевная беседа соратников Первой Конной армии. Товарищ Сталин вспомнил первые дни ее организации, боевые эпизоды и имена легендарных буденновцев. Память у него изумительная.
В конце беседы он неожиданно спросил меня:
— Ну, как, звезда красива?
— Замечательная.
— Мы поэтому и сделали звезду, — говорит Иосиф Виссарионович, — чтобы отличить Героев Советского Союза.
Заговорили о седовцах.
— Надо не прозевать, сделать все вовремя, — сказал Иосиф Виссарионович.
Я заверил, что все будет выполнено. Много часов провел я в этот вечер в обществе Иосифа Виссарионовича.
— Скоро день вашего шестидесятилетия, — сказал я товарищу Сталину. — Со всем многонациональным и многомиллионным народом пожелаем вам от всей души, от всего сердца прожить трижды столько же, на благо и радость народов всего мира!
— Зачем же так много? — засмеялся товарищ Сталин.
— Вы бессмертны, наш дорогой учитель и вождь!
M. Громов
Герой Советского Союза
ЛЕТЧИКИ НОВОГО ТИПА
Много было у меня, как и у других летчиков, встреч с Иосифом Виссарионовичем, но расскажу только о некоторых ив них. Никогда ив забуду, что Иосиф Виссарионович спас меня от смерти.
