Александр Владимирский - Великий Ганди. Праведник власти
В связи с началом войны Ганди испытал большое потрясение. С одной стороны, война шла между белыми — англичанами и бурами, и для индийцев, равно как и для местного африканского населения, это была чужая война. Африканеры отличались еще более жесткой политикой по отношению к небелому населению, чем британцы. Так, когда депутация индийцев обратилась к президенту Трансвааля Паулю Крюгеру с просьбой предоставить им некоторые гражданские права, тот ответил, что они «по самому своему рождению должны находиться в рабском услужении у европейцев».
С другой стороны, война противоречила убеждениям Ганди, являясь для него абсолютно не приемлемым средством разрешения любых проблем. Он симпатизировал подвергшимся нападению бурам, но, как верноподданный британской короны, не мог высказывать эти симпатии открыто и не считал возможным уклоняться от своего долга перед британским правительством. К тому же индийцы Южной Африки все еще надеялись получить от британского правительства равные права с европейцами. «А права влекут за собой и обязанности перед государством», — провозглашал Ганди. К тому же, как полагал тогда Ганди, Индия может стать самостоятельным государством только в составе Британской империи, получив статус доминиона. Поэтому он решил встать в Англо-бурской войне на сторону Англии, надеясь, что лояльность индийцев будет вознаграждена предоставлением им дополнительных прав. Он следующим образом объяснял свое решение: «Я считал, что если я требую прав как британский гражданин, то обязан также участвовать в обороне Британской империи… Я полагал тогда, что Индия может стать независимой только в рамках Британской империи и при ее содействии».
Ганди надеялся, что независимая Индия, оставшись в составе империи, сможет избавиться от всех ее пороков, в первую очередь от расовой дискриминации и коррупции, и воспользоваться благами, которые с империей связаны, прежде всего демократическими свободами, которые будут распространены не только на белых, а на все многонациональное и многорасовое население Британской империи.
Он был готов помочь британской армии, но только при условии, что помощь не будет связана с применением насилия. Ганди сформировал и возглавил санитарный отряд, состоявший из трехсот свободных индийцев и восьмисот законтрактованных индийских рабочих. Сорок человек были командирами. Несмотря на большие потери, санитары отказались от личного оружия и во главе со своим командиром под пулями и артиллерийским огнем выносили с поля боя раненых. Ежедневно санитары пробегали с носилками до 30 км.
На войне Ганди показал себя смелым и решительным командиром, проявившим подлинный героизм и бесстрашие. Он был удостоен британской золотой медали за храбрость.
Хотя войну Ганди осуждал как аморальное средство разрешения споров, он считал, что Англо-бурская война принесла ему некоторую пользу, поскольку позволила ближе узнать основную массу индийцев Южной Африки. Как Ганди писал впоследствии, члены общины «стали сознательнее, и в их умах глубоко укоренилось убеждение, что индусы, мусульмане, христиане, тамилы, гуджаратцы и синдхи являются индийцами и детьми одной родины. Все верили, что белые загладят свою вину за нанесенные индийцам обиды».
Англо-бурская война завершилась подписанием в Претории 31 мая 1902 года мирного договора, согласно которому бурские республики были присоединены к британской Южной Африке, в 1910 году преобразованный в доминион Южно-Африканский Союз, где был установлен режим апартеида (раздельного развития рас), резко ограничивший права небелого населения страны.
Освободившись от военных обязанностей, Ганди принимает решение вернуться на родину и начать там общественно-политическую деятельность. Друзья из индийской общины Наталя заставили его поклясться, что он вернется в Южную Африку, если они попросят его о помощи.
Когда Ганди в 1901 году уезжал из Наталя, индийцы выражали ему свою любовь и осыпали щедрыми подарками. Среди них было золотое ожерелье для его жены за 50 гиней, золотые перстни с бриллиантами, золотые цепи, золотые часы, бриллианты, изумруды и прочие драгоценности. Но Ганди заявил, что возможность служения обществу — это главная награда для него, и передал все ценности в распоряжение общины, поскольку «человек, посвятивший себя служению обществу, не должен принимать дорогие подарки».
Кастурбай упрекала его: «Твое служение в равной степени и мое. Я работаю на тебя день и ночь. Разве это не служение? Ты взвалил на меня все, ты заставил меня плакать горькими слезами, превратил в рабыню!»
В Дурбане Ганди держал открытый стол, конторские служащие — христиане, индусы и мусульмане, часто жили у него как родственники, вместе с многочисленными гостями, индийцами и европейцами. Все это ложилось на Кастурбай тяжким бременем.
В Южной Африке Ганди впервые применил в качестве средства борьбы ненасильственное сопротивление (сатьяграха). Это тактика ненасильственной политической борьбы в двух формах — несотрудничества и гражданского неповиновения. Ганди стремился воздействовать на благоразумие и совесть противника посредством отказа от насилия (ахимса) и готовности переносить боль и страдания. Цель сатьяграхи — превращение соперника в союзника и друга. Ахимса основана на триединстве «правда, любовь, ненасилие». Ганди верил, что обращение к совести эффективнее, чем угрозы и насилие. Он думал, что насилие приводит лишь к увеличению насилия, ненасилие же прерывает спираль зла и делает возможным превратить врага в единомышленника. Ганди рассматривает сатьяграху как оружие не слабых, а сильных духом.
В Индии Мохандас Ганди впервые побывал на сессии Индийского национального конгресса, которая созывалась раз в год на три дня. Остальное время конгресс никакой организованной деятельностью не занимался. Работа сессии огорчила Ганди. На ней говорили длинные и пустые речи, принимали многочисленные резолюции, которые никто не собирался исполнять. Среди членов конгресса отчетливо проявлялась разобщенность по национальному, социальному и религиозному принципам. Заседания велись на непонятном для простых индийцев английском языке. Но, с другой стороны, это был единственный язык, понятный для грамотной части всех народов Индии.
В Индии Ганди продолжил адвокатскую практику в Раджкоте, а потом переехал с семьей в Бомбей. Но главным для него была теперь политическая деятельность.
Ганди встретился с руководителями ИНК Локаманьей Тилаком и Энни Безант и поселился в доме Гокхале. Лидера южноафриканских индийцев теперь старается привечать и колониальная администрация. Его приглашали на приемы, устраиваемые видными чиновниками и самим вице-королем. Ганди так суммировал впечатления от этих приемов: «Я расстроился при виде магарадж, разодетых подобно женщинам — в шелковых пижамах и ачканах, с жемчужными ожерельями на шее, браслетами на запястьях, жемчужными и бриллиантовыми подвесками на тюрбанах. А в довершение всего на поясах висели сабли с золотыми эфесами». Для Ганди вся эта мишура была не знаком королевского или княжеского достоинства, а наоборот, признаком рабства. Требование вице-королевского протокола посещать официальные приемы в украшениях, надевать которые к лицу только женщинам, унижает индийцев, говорил Ганди.
